Майкл Каннингем - Край земли. Прогулка по Провинстауну

Хоть сколько-нибудь примечательная местная кухня, если таковая вообще существует, родом из Португалии. Наиболее распространенная в Новой Англии португальская еда сводится к супам и тушеным блюдам, всему тому, что можно варить на медленном огне, пока волокнистость или горечь не начнут сходить на нет. Капустный суп с кружочками пряной копченой колбасы — это скрепа, как и темные, тушенные в томатах кальмары, и всевозможная соленая треска. Некоторые живущие здесь португальские семьи по-прежнему сушат треску во дворах, разложив на земле или развесив на ветвях деревьев. Но и португальскую еду найти здесь все труднее, отчасти потому, что рестораны Провинстауна уже некоторое время тяготеют к стандартно-американской вычурности, которая, как правило, включает в себя ту же пасту и курицу, те же тунец, лосось и говядину, которые вы можете найти практически где угодно. В общем, лучше всего, находясь в Провинстауне, не тратить время на поиски исконно местных блюд и просто есть и пить все, что приглянется. Не стоит искать нечто редкое или основополагающее; вы не разочаруете домашних, если вернетесь из путешествия, не попробовав что-то знаменитое, произведенное в прибрежной пещере и выдержанное десять лет в водорослях, или нечто, найденное в верхних ветвях определенных деревьев специально обученными хорьками, или нечто, выделяющее смертельный яд, если только оно не собрано на пике полнолуния. Вы свободны.

О казавшись в центре города, если только дело происходит не глухой зимой, вы увидите, как много всего там продается. Подобно любому туристическому городу, Провинстаун нуждается в покупателях, щедрых покупателях — они его средство к существованию. Тяга человека к шопингу, чего уж там, неизменна и универсальна, это одна из определяющих особенностей нашего вида, и я признаюсь в тошнотворной, но пылкой преданности поиску магических предметов среди валовой продукции цивилизованного мира. Мне так и не удалось полностью избавиться от чувства стыда за вещизм — будь я силен духом, обладай истинно поэтической душой, будь я героем истории, которую больше всего хотел бы рассказать о самом себе, разве не ходил бы я в художественные музеи, даже не помышляя о сувенирных лавках? — но я уже давно оставил надежду подняться над собственным стремлением отыскивать и приобретать. И что тут поделаешь, что тут скажешь: нам всем свойственно это непреходящее желание, тяга наживать добро, каждому хочется вернуться домой с золотым руном. Вот мы (те из нас, кому повезло) в наших домах, окруженные вещами, но большинство неизменно томится возможностью заполучить что-нибудь еще — раковину, кубок, золотую туфельку. Вот мы стоим перед мощами святого или окаменевшими костями мифического чудовища, потрясенные зрелищем, и в то же время гадаем, не ждет ли нас где открытка, или холщовая сумка, или снежный шар — что-то, что дополнит нашу бесконечную коллекцию memento mori, что-то, чем мы сможем обладать.

В каком-то смысле торговые предложения Провинстауна скудны (нормальную расческу, пристойные канцтовары или туфли к костюму придется поискать), а в каком-то — обширны и богаты. Сокровищ здесь навалом, хотя они и затеряны среди невероятного количества сомнительных товаров. Приобрести футболку с принтом котят в купальных костюмах, резиновую чайку на леске, уродливую бижутерию или кофейную чашку со своим именем здесь так же удручающе легко, как и в почти любом другом курортном городке. Провинстауну свойственны загадочные торговые наклонности, меняющиеся с течением лет. На протяжении довольно долгого времени здесь было около дюжины магазинов, торгующих изделиями из кожи, — в даунтауне примерно через каждые сто метров располагалась какая-нибудь лавка с развалами кожаных ремней, сумок и курток. Ассортимент в этих магазинах разнился не сильно — повсюду продавались различные вариации одних и тех же предметов первой необходимости: кожаные котомки и ковбойские сапоги, резные ремни с большими серебряными пряжками, плохо сидящие куртки среднего размера, из которых так до конца и не выветривался запах дубления. Впоследствии кожаные магазины постепенно исчезли, им на смену пришел столь же ошеломляющий переизбыток лавок, торгующих эзотерическими товарами для дома. Теперь купить здесь пару изящных итальянских мельничек для соли и перца или деревянные коробочки для саке так же легко, как когда-то было заиметь черную косуху с полудюжиной отверстий на молниях. Могу лишь предположить, что провинстаунские покупатели изменились вместе с эпохой и некая всеобщая фантазия о статусе «вне закона» была вытеснена идеей стильного домашнего процветания.

Также Провинстаун может похвастаться несколькими магазинами, до того важными для местных жителей, что я чувствую, что просто обязан рассказать вам о них подробнее. Все они героически открыты круглый год — как по будням, так и в выходные.

«Аптеке Адамса» уже больше ста лет, и до недавних пор это была единственная аптека в городе. Она пропитана старомодной версией душка, какой бывает в любой аптеке, — косметики и мазей в сочетании с еле ощутимым запахом припудренной чистоты. За прошедшие десятилетия она не сильно изменилась. Стены обшиты мазонитовыми панелями «под дерево», на столетнем дощатом потолке погуживают люминесцентные лампы. Это крошечная брешь, пробитая в настоящем, сквозь которую виднеется прошлое — не законсервированное, романтизированное прошлое фальшивых магазинов старины, но взъерошенная подлинность, основательно изъеденная временем и молью; прабабушка монолитных современных аптек, которыми изобилует Северная Америка. «Аптека Адамса» содержится в чистоте и благоденствует — на полках хватает товаров, упадком и не пахнет, — но в отличие от своих потомков с их стерильными поверхностями и безупречным освещением она не утратила знакомого всем нам ощущения беспомощности перед лицом смертельных процессов. Она явно жизнестойка и при этом тщедушна, и, хотя фармацевты отпускают здесь те же самые лекарства, которые можно достать где угодно, поверить в их целебные свойства почему-то труднее. «Аптека Адамса» относится к иному периоду в непрерывной истории целительства; у ее истоков — не магические механизмы, а деревянные конечности, отчаянные последние надежды, перемолотые в порошки при помощи ступок и пестиков, жидкости, предназначенные для смачивания носовых платков и вдыхания женами на грани нервного срыва.