Коллектив авторов - Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки

А.А. Печерский живо вспоминает, что делалось всё, чтобы разрушить личность узника. По его словам, не поддаться разрушению самосознания было формой протеста. Совершить самоубийство или сдаться — и потому быть убитым — эти варианты рассматривали многие. Сопротивляться позывам смерти в Собиборе было сложно, это бросало вызов разрушительной природе лагеря, где приходилось быть всё время начеку. В любой момент можно было быть наказанным или убитым без предупреждения. Некоторым надзирателям нравилось мучить и убивать, особенно когда они находились в плохом настроении. Чтобы избежать побоев, порки, травли специально натасканными собаками или чего-нибудь еще худшего, лучшей стратегией было замкнуться в себе и не привлекать внимания.

И всё же А.А. Печерскому удалось обрести дружбу, верность и солидарность; он смог вдохновить других и действовать не только за себя, но и за коллектив. Как писал австрийский психиатр Виктор Франкл: «Всё можно отнять у человека, кроме одной последней человеческой свободы — выбирать своё отношение в любых заданных обстоятельствах, выбирать свой путь» [110] Frankl V. Man’s Search for Meaning. London, 2004. P. 75. . Для заключённых, которые были в полной власти прихотей палачей, чувство униженности и последующая потеря самосознания стали обычным делом. Но согласно Франклу, внутренняя сила определяет, сможет ли индивид преодолеть страдания и выжить. Одной важной задачей становится наличие цели, которая заключается, если не в сопротивлении, то как минимум в жизни после лагеря и дальнейшем будущем.

В скудных источниках мы находим несколько факторов, которые возможно играли определяющую роль, но преобладает то, что психолог Хильда Блум в исследованиях тех ментальных и психологических механизмов, которые необходимы для выживания, называет анархичной властью случая [111] Bluhm H. How Did They Survive? Mechanisms of Defense in Nazi Concentration Camps // American Journal of Psychotherapy. 1999. Vol. 53. No. 1. P. 96–122. Исследование было проведено в 1948 г. . В то время как Франкл указывает на внутреннюю силу, подтверждаемую чьим-то личным опытом, Блум ищет индивидуальные способы защиты. Этому посвящено ее исследование двенадцати автобиографичных рассказов выживших. Она отмечала, что первые дни после прибытия были самыми трудными: первый шок, неожиданности и привыкание к режиму террора. Согласно Блум, в момент первого отбора некоторые были более склонны к выживанию, чем другие. Для тех, кто сумел пережить первые недели, шансы на выживание резко возрастали [112] Ibid. P. 100. . Но узникам требовалась дополнительная ментальная энергия: «они должны были отгородиться от других, не жизненно важных функций, особенно тех, которые поддерживали контакт с внешним миром». Всё внимание переключалось на себя. Блум цитирует утверждение из автобиографии Эрнста Вихерта: «Это было ощущение всё нарастающего холода, который распространялся постепенно из глубины, пока не наполнил всё его существо. Это как если бы вся жизнь, которую он прожил, и его мир, замерзали от немоты в этом холоде. Как если бы он смотрел сквозь толстый слой льда на далёкие вещи. И там вдалеке двигались бесшумные и нереальные призраки его прошлого: люди, которых он любил, его надежды и планы <���…> он чувствовал трещину, пробежавшую через весь облик Бога, трещину, которая едва ли когда-нибудь заживёт» [113] Wiechert E. Forest of Death. New York, 1947. P. 101. .

Франкл описывает это состояние как апатию — ментальный режим, переключившийся в некое состояние чрезвычайной ситуации. Беттельгейм называл это ментальное состояние «деперсонализацией».

Что самое главное, Блум описывала роль лидера группы и идеал группы, который воплощал замену отца, имеющего огромное влияние на остальных. А.А. Печерский стал такой личностью. Его друзья, конечно, чувствовали свою ответственность перед ним — они должны были докладывать ему и слушать его — и эти действия заставляли их чувствовать себя лучше, даже что они находятся под защитой. Это давало силы, как пишет Блум: «Принадлежность к политической группе, чья идеология была строго противоположной нацизму, участие в её секретной деятельности в лагере, то, что мы умудрялись держать связь с членами группы вне лагеря — это были самые важные объективные отношения, которые узник мог поддерживать. Такая деятельность позволяла некоторое количество эмоциональной разрядки поощряемым обществом способом <���…> повышая шансы действовать в гармонии с прежними идеалами эго» [114] Ibid. P. 119. .

Шамаи Дэвидсон был главным израильским терапевтом, который изучал механизмы выживания в концлагере [115] Davidson S. Holding on to Humanity. New York, London, 1992. . Он умер в 1992 г., и его работа, отредактированная после его смерти Израэлем Чарни, — это наиболее подробное исследование того, как узники немцев вообще могли выжить. А.А. Печерский и другие русские военнопленные идеально вписываются в эту картину. Согласно Дэвидсону, сохранение человеческого сознания и чувства себя было краеугольным камнем. Это могло стимулироваться человеческим принципом взаимности.

Вот как он это описывал: «Связи между людьми, взаимность и готовность делиться были важным источником силы для адаптации и выживания многих жертв. Помимо ограниченной возможности голодающих заключённых делить свои скудные пайки, взаимная поддержка — это то, что укрепляло их готовность продолжать бороться за жизнь» [116] Ibid. P. 123. .

Мало систематичных исследований проводилось о социальных связях в концлагерях, но Дэвидсон заметил, что связи между людьми играли ключевую роль. Как мы видели, такие связи были у Печерского с его товарищами по плену из Минска. Он знал, что когда-нибудь война закончится, и понимал, что должен оставаться с друзьями. Русские были группой, они помогали друг другу, и уважение к офицеру было частью группового взаимодействия. Дэвидсон также сделал вывод, что такие группы часто имели общую политическую или религиозную ориентацию [117] Ibid. P. 133. .

Во время подготовки восстания связи между русскими военнопленными укрепились, так как секретность была залогом успеха. На поздних стадиях подготовки другие узники помогали прятать Печерского и заботились о том, чтобы он получал работу полегче и мог быть более-менее незаметным для немцев. Эти меры дали ему пространство для детального планирования. Он полагался на нескольких верных русских друзей и других, включая Фельдхендлера, которого убедил, что сражение — единственный выход. Одиночные попытки побега провалились, и, как русский солдат, А.А. Печерский хотел сразиться с врагом. Он был поражён, что мятеж до сих пор никто не организовал.