Юрий Фельштинский - Джордж Оруэлл (Эрик Блэр). Жизнь, труд, время

Оруэлл намного глубже Кёстлера разглядел причины признаний старых большевиков на московских процессах, но и он, как и автор романа, склонен был доверять «потусторонним» видениям Рубашева, в образе которого, как он отлично понимал, воплощался обобщенный образ боль-шевика-идеалиста, стремившегося насильственным путем создать общество великой утопии, сохранявшего веру в эту утопию даже перед казнью, стремившегося никоим образом не навредить «великому делу» коммунизма своим неразумным поведением перед расстрелом.

В раскрытии сущности такого поведения и «большого террора» в целом Оруэлл не дошел до логического завершения своих рассуждений. Он отбросил, не приступив даже к ее анализу, вторую возможную причину признательных показаний, которую лишь упомянул: пытки, шантаж, семья как заложники. Было бы правильнее, если бы он соединил этот фактор с тем, что старых большевиков испортила революция. Но испортила она их еще и в другом смысле. Они привыкли к власти, к привилегированной жизни на социальной вершине, к благам кремлевских столовых и больниц, к заграничным командировкам; и лишение всего этого, не говоря уже об опасности смерти, физических и морально-психологических пытках, о тщетных обещаниях, сочетаемых с угрозами подвергнуть пыткам и казни их жен и детей, были несравненно сильнее всех возвышенных соображений.

Прошло некоторое время. В 1946 году Оруэлл рассуждал по поводу мистических предположений Кёстлера и в «Слепящей тьме», и в очерке «Йог и комиссар», написанном в 1942 году, но опубликованном только через три года. В этом произведении, привлекшем пристальное внимание Оруэлла, Кёстлер выделял, весьма субъективно и спорно, два типа людей, характерных для его времени: созерцателей, свободных духом и верных моральной чистоте (условно - йоги), и тех, кто не представляет своей жизни вне политики, кто идет на любые нравственные жертвы во имя грядущего блага - торжества социальной справедливости (условно - комиссары).

Позже, комментируя свой очерк, Кёстлер признавался, что всю жизнь разрывался между желаниями стать учеником йога и превратиться в комиссара. Оруэлл же был убежден, что стремление стать комиссаром у Кёстлера доминировало. «В действительности же, если считать, что йог и комиссар - это две противоположные тенденции, то Кёстлер скорее ближе к комиссару. Он верит в действие, а в случае необходимости - в насилие, верит в правительство и, как результат, в перемены и компромиссы со стороны правительства... Меньше, чем кто-либо другой, Кёстлер верит в то, что мы всё уладим, созерцая в Калифорнии собственный пуп. И, в отличие от религиозных мыслителей, он также не считает, что «перемены, идущие от сердца», должны предшествовать общим политическим позитивным преобразованиям» 758 758 Orwell G. Collected Essays, Journalism and Letters. Vol. 4. P. 17-18. .

Лишь позже, к концу 1940-х годов, когда Оруэлл был уже столь тяжко болен, что не мог заниматься общественной деятельностью, Кёстлер окончательно отошел от следования «комиссарским привычкам», стал одним из инициаторов проведения в июне 1950 года в Западном Берлине Международного конгресса за свободу культуры, который проходил при участии и поддержке таких известных ученых и общественных деятелей, как Бертран Рассел, Бенедетто Кроче, Джон Дьюи, Борис Николаевский.

Советская и восточногерманская пропаганда не жалела злобных эпитетов для участников этого форума. Герхард Эйслер, в прошлом коминтерновский деятель, а теперь председатель Государственного комитета по радиовещанию ГДР, дошел до того, что обозвал участников конгресса «американскими шпионами и литературными обезьянами» 759 759 Фелъштинский Ю., Чернявский Г. Через века и страны: Б. И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой половины XX века. М.: Центрполиграф. 2012. С. 389-390. . На нападки Эйслера ответил именно Кёстлер, заявивший: «Ты помнишь, как в 1940 году во Франции мы были вместе в концлагере Ле Верне? Мы таскали из уборных ведра с дерьмом, и ты спросил, что я собираюсь делать, освободившись. Я ответил: “Пойду воевать с нацистами”. Ты засмеялся мне в лицо и назвал меня “безнадежным мелкобуржуазным романтиком”. Полагаю, что с тех пор ты изменил свои взгляды и изменишь их еще. Но то, что ты сказал о нас, о нашем конгрессе, показывает, что вы, несчастные псы, до сих пор дрожите при слове “свобода”» 760 760 Hamilton I. Koestler: A Biography. New York: Macmillan, 1982. P. 179- 203. .

Кёстлер призывал на конгрессе защищать относительную свободу западного мира против абсолютной тирании мира тоталитарного. Можно быть уверенными, что в эволюции этого писателя немалую роль сыграл Оруэлл. В 1960 году в передаче Би-би-си, посвященной памяти Оруэлла, Кёстлер говорил о его «бескомпромиссной честности» и в то же время о потрясающей оригинальности как человека и мыслителя: «Я не думаю, что Джордж вообще знал, что заставляет дергаться других людей, потому что то, что заставляло дергаться его, очень отличалось от того, что дергало остальных» 761 761 Orwell Rememvered. P. 169-170. .

Подчас Оруэлл решался выходить за пределы публицистики, понимая, что его рассуждения могут представить интерес и для научных гуманитарных кругов. Так произошло с «Заметками о национализме», которые были опубликованы в октябре 1945 года в первом номере нового научно-популярного журнала «Полемик» СPolemic), посвященного проблемам философии, психологии и эстетики 762 762 Оруэлл Д. Эссе, статьи, рецензии. Т. 2. С. 236-256. . В этой статье была предпринята попытка противопоставить национализм патриотизму, под которым имелась в виду «приверженность человека к определенному месту и определенному образу жизни, которые он считает лучшими в мире, но при этом не имеет желания навязать их силой другим людям». В этом смысле патриотизм, по Оруэллу, носит оборонительный характер. Национализм же, считал автор, - это привычка отождествлять себя с единственной нацией или другой группой и ставить ее выше добра и зла, «не признавая за собой никакого иного долга, кроме служения ее интересам». Национализм неотделим от стремления к власти. Каждый националист пытается достичь все большей власти и все большего престижа для своей нации или группы, в которой он решил «растворить собственную индивидуальность». Основными чертами националистического являются одержимость, нестабильность, безразличие к реальности.

Сам дух, гуманистический пафос этой статьи давал возможность интеллектуальным читателям (а именно на них была рассчитана работа) провести решительный водораздел между патриотизмом и национализмом, который приверженцы последнего спекулятивно выдавали именно за патриотические чувства.