Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

Правда, следует заметить, что хотя принципиально ситуация в современном театре не переменилась и экспериментаторы продолжают свои эксперименты, как правило, щедро оплаченные государством, некоторая корректировка в их эстетике все же происходит. Впрочем, поживем — увидим.

Если принять за истинные слова Станиславского, что театр — это отражение жизни, невозможно не огорчиться, что современная жизнь представлена нынешним театром в столь неприглядном виде. В отличие от горьковского «На дне», где герои рассуждают — в ночлежке — о мире и о правде, о будущем и об утешении, о самоценности человека, современная экспериментальная драматургия слишком долго зацикливалась на физиологических отправлениях и принципиальном аморализме.

В последнее время сентенцию о театре как отражении жизни многие оспаривают либо сходятся на том, что эту функцию театр выполнять перестал. Но такие разительные перемены произошли, конечно, не только в отечественном театре, ведь вся наша «новая драма» — калька с того, что было модным на Западе десятки лет назад. Театр утратил функции морализатора, отвлекавшего толпу от площадных зрелищ, на потребу публики он даже отказался от своих драматических канонов. И что он собой представляет? Все то же зрелище, только с вешалкой, фойе и буфетом? Но долго ли могут привлекать зрителя выползшие на сцену бомжи? В конце нулевых одна наша соотечественница, купив билет в оперный театр во Франкфурте, на протяжении всего спектакля сидела, низко опустив голову, чтобы не видеть искусно сооруженной на сцене помойки, и рыдала — от обиды за классическую музыку.

В одном из выпусков «Что делать?» (№ 400) Виталий Третьяков поинтересовался у собеседников, известных театральных критиков, насколько в своих суждениях они зависят каждый от своей «тусовки». Неохотно и не сразу присутствовавшие все же признали, что такая зависимость определенно существует. Как же, воскликнем мы, ведь наше поколение еще не забыло ленинского: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя!» Стоит, кстати, напомнить, что сказано это было в статье «Партийная организация и партийная литература». Название статьи тоже в тему: давно общепризнано, что общество поделилось у нас по большому счету на две «партии» — патриотов-консерваторов и демократов-либералов и творческая интеллигенция неукоснительно соблюдает нигде не записанные правила партийной дисциплины.

Недаром столь недоброжелательно либеральная критика встретила в ноябре 2015 года фестиваль «Смотрины», посвященный современной русской драме и на первый раз — одному из самых ярких ее представителей и определенно самому востребованному ныне современному драматургу Юрию Полякову. Главным упреком стало именно то, что фестиваль поддержало государство. Вот как, с государственным подходом, возмущалась этим фактом Ольга Егошина в «Новых известиях»: «Юрий Поляков — уже давно больше, чем писатель, он — активный общественный деятель (то порочит память Солженицына (sic!), то нападает на Туминаса). Он — член многочисленных правительственных организаций и советов. Сам факт возникновения нового фестиваля на фоне резкого сокращения госдотаций всем существующим фестивалям о многом говорит…» — добавляет она «зловешести». А вот не менее сильное высказывание обозревателя «Новой газеты»: «Как подобное может пользоваться государственной поддержкой? — возмущается Марина Токарева. И дальше: — «Смотрины» устроены ради того, чтобы сделать из Полякова государственного автора… Тут же речь о союзе государства с пошлостью в особо крупных размерах. И если Полякова теперь объявляют образцом для масс, это означает развращение вкусов этих самых масс — раз; агрессивное навязывание низких критериев обществу — два; и значит, нецелевое расходование средств — три. Коммерчески успешная пьеса? Да. Новый государственный культурный тренд? Нет!»

Удивительно: когда со сцены несется мат-перемат, это — не пошлость, раз, и не агрессивное навязывание низких критериев, два. Это — чистое искусство, и оно безусловно нуждается в государственных дотациях. А когда со сцены говорят о том, что волнует сидящих в зале зрителей, — это безобразие, которое не должно получать государственной поддержки.

Да, драматург был представлен на фестивале «Смотрины» всего один, но при этом театры привезли в столицу самые разные спектакли, практически на любой вкус, и не найти в них совсем ничего хорошего можно было лишь в случае, если редакционное задание заключалось именно в том, чтобы изыскивать только плохое. Чистый жанр сейчас почти не встретишь. Вот и у Полякова многие пьесы представляют собой смешение драмы, мелодрамы, комедии и сатиры, и те из них, где драматический элемент перевешивает («Хомо эректус», «Одноклассница», «Как боги»), невозможно оставить без внимания — хотя бы потому, что во всех городах, где эти спектакли идут, они собирают полные залы.

В те ноябрьские дни 2015 года в Москве показали 12 спектаклей из Кирова, Пензы, Белгорода, Армении, Казахстана, Петербурга, венгерского города Кечкемет, Костромы и Симферополя: четыре постановки по пьесе «Как боги», три по «Одноклассникам», две по «Хомо эректус», а также «Левую грудь Афродиты», «Небо падших» и «Козленка в молоке», которые шли при полных залах. Такой интерес публики не понравился критикам. «Настоящая русская драматургия, — недоумевал Заславский, — как теперь выясняется, это — «Хомо эректус» Юрия Полякова, само название которой говорит за себя. Вряд ли это имел в виду министр (имеется в виду, естественно, министр культуры. — О. Я.), когда горевал, что очень не хватает нашим театрам современных пьес о нашей действительности».

Сталкивать своего эстетического оппонента с властью — излюбленный прием либеральной критики, но, к счастью, он не всегда работает. Мы уже отмечали, как переводится название пьесы Полякова, а также то, что постепенно она становится не столько остро современной, сколько отчасти исторической — о наших девяностых с нулевыми. Хочется заметить также, что настойчиво проводимую культурную политику по приучению отечественной публики к западному взгляду на театр трудно назвать успешной — зрителя по-прежнему больше интересует свое, родное и понятное. Не желая этого признавать, некоторые критики попытались представить дело так, будто зрителя на «Смотрины» заманили бесплатными билетами. Понять их можно: обидно, когда на спектаклях нелюбимого Полякова, даже привезенных из провинции, чуть ли не в проходах стоят, в то время как на пьесах его антагонистов полупустые залы, вовсе пустеющие после антракта. Впрочем, это, видимо, и не важно: режиссер-экспериментатор ставит спектакль для избранных, не для толпы.