Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Каменка,

10 августа [1881 г.]

Милый, дорогой друг! Невыносимо грустно думать, что Вы нездоровы. А еще грустнее воображать Вас в Москве, в городской духоте и, вероятно, даже среди болезни, беспокоимой делами. Как мне ни жаль Браилова, но я об [том] только и мечтаю, чтобы Вам удалось хорошо продать его и затем, имея в руках определенную и точную сумму хотя бы и уменьшившихся сравнительно с прежним доходов, уехать куда-нибудь подальше, например, в Италию. С нетерпением жду известий об улучшившемся здоровье Вашем.

Мы имеем известия, что племянники мои удачно выдержали экзамен и поступают в гимназию, что было довольно трудно, так как вакансий мало. Еще неизвестно, когда вернется Лев Вас[ильевич], но, впрочем, если и вернется, то дня на два или на три, потому что вслед за тем придется отвозить Тасю в пансион, да кроме того устраивать квартиру. Л[ев] В[асильевич] хочет, чтобы к приезду сестры в конце августа все было бы готово, т. е. и дети помещены и квартира устроена. От сестры известия хорошие, т. е. лечение действует. У нее вышли из печени два огромных камня, причем она так страдала, что, как пишет, кричала целые ночи и кусала стену с отчаяния. И все-таки хорошо, что ценою этих страданий камни вышли благодаря Карлсбаду.

Вчера я испытал большое треволнение. Сюда, в Каменку, на станцию пешком явился молодой человек в рубище, истомленный болезнью и голодом, отказавшийся назвать себя, но требовавший меня. Оказалось, что это мой протеже Ткаченко, тот, который хотел лишить себя жизни и которого я поместил в консерваторию. Оказалось, что этот странный, близкий к сумасшествию человек, несмотря на благополучно выдержанный экзамен, решил, что он эксплуатирует меня, и, мучимый этой мыслью, целое лето предавался пьянству, отравлению себя посредством разных кислот и, наконец, побуждаемый желанием меня видеть и затем умереть, дотащился сюда пешком!!! Хорошая, но больная натура. Я успокоил его, приласкал, и теперь он уже уехал в Москву, где я устроил ему спокойную жизнь на целый год.

Будьте здоровы, дорогая моя! Ради бога, не тоскуйте и надейтесь на бога, который поможет Вам!

Ваш П. Ч.

Москва,

14 августа 1881 г.

Дорогой, бесценный, хороший друг мой! Как я давно Вам не писала! Теперь пользуюсь наступившим облегчением, чтобы сказать Вам хоть несколько слов. Вы можете видеть по почерку, что я почти разучилась писать; рука дрожит, голова в тумане, но все же я теперь вижу свет божий, а то две недели я с ума сходила от головной боли: Но Вы совершенно угадали, мой милый друг, что дела не оставляли меня ни на минут у, и это, конечно, в значительной степени поддерживало головную боль.

Слава богу, что Александре Ильинишне лучше. Я думаю, если бы она имела терпение три года сряду ездить в Карлсбад, она бы совсем излечилась от своего недуга.

Прошу Вас, дорогой мой, еще раз передать Льву Васильевичу мою глубочайшую благодарность за его желание помочь мне в моих делах. Искренно извиняюсь перед ним, что так докучливо приставала к нему с своими просьбами. Но что мне делать, бедному человеку, когда я вижу, что такое превосходное имение, как Браилов, должно совсем пропасть, потому что у меня нет человека, которому бы я могла поручить его, и Лев Васильевич был моею единственною мечтою, хотя я ни единой минуты не переставала сознавать вполне ясно, что он не может бросить интересов близких ему людей, что он не такой человек, чтобы это сделать, но в минуты отчаяния я опять простирала руки к нему. Теперь дело с Браиловом стоит так: у меня торгует его князь Горчаков, сын канцлера, дает цену ничтожную-один миллион четыреста тысяч рублей, но я соглашаюсь на нее. Но он торгуется еще из-за разных мелочей, что мне в высшей степени неприятно, чтобы, получая так дешево такое превосходное имение и к тому же сахарный завод, в котором он получает тысяч на триста заготовленных материалов к сахарному производству, т. е. свекловица почти вся уже оплачена, дров очень много заготовлено, химические и всякий другие материалы заготовлены и оплачены, по экономии через месяц получает годовой доход, и при всем этом старается вытянуть каждую мелочь. Мне непонятны и не симпатичны такие свойства. В настоящее время я .послала Володю в Киев кончать это дело с князем Горчаковым. Желание Ваше, дорогой мой друг, насчет моей поездки за границу, вероятно, осуществится, если я буду жива, потому что я все готовлю к тому, чтобы выехать 1 сентября. Доктора посылают моего Сашонка купаться в южных морях, так вот мы с ним также собираемся в Биарриц, а оттуда я мечтаю переехать на Viale dei Colli, на милую виллу Оппенгейм на всю зиму, если будет возможно. Мои дела, благодарю бога, настолько поправились, что я теперь опять могу подумать о своем здоровье и пользоваться лучшим климатом.

Завтра Коля и Сашок едут в Петербург: Коля держать .переэкзаменовку, а Сашок все экзамены; что-то бог даст ему, занимается он очень усердно. К 1 сентября и младших отошлю в Петербург, а Сашок и Коля вернутся сюда....

Благодарю Вас очень, мой дорогой, за указание мне Вашей Струнной серенады. Она у меня уже была, и я до болезни один раз пробовала.ее с Debussy, но так как она очень трудна, то я еще ничего не поняла, а потом заболела. Теперь еще не могу играть, но как только поправлюсь, примусь за нее самым тщательным образом. До свидания, мой милый, несравненный Друг. Беспредельно, горячо Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

[Каменка]

19 августа [1881 г.]

Милый, дорогой друг! Величайшую радость доставило мне письмо Ваше, полученное мною вчера. А я начинал серьезно беспокоиться о Вас и решился послать телеграмму на имя Влад[ислава] Альберт[овича] с целью узнать о состоянии Вашего здоровья как раз в минуту, когда принесли письмо Ваше. Радуюсь, что Вы лучше себя чувствуете, радуюсь, что дела Ваши поправляются, безмерно радуюсь также Вашей поездке за границу. Мне кажется, что после всех перенесенных Вами беспокойств и треволнений несколько месяцев тихой, покойной жизни на Viale dei Colli будут весьма благодетельным отдыхом для усталой души Вашей. Одно меня только немножко огорчает, это то, что с Браиловом Вам приходится расстаться, а также то, что Вы так дешево его продаете. Я все мечтал, что уж если суждено Вам лишиться этого чудного имения, то, по крайней мере, ценою нескольких миллионов. Удивляюсь чрезмерно, что не нашлось покупщика более выгодного, чем князь Горчаков. Мне кажется, что известный землевладелец Терещенко или кто-нибудь в этом роде охотно бы дали большую цену. Впрочем, пусть будет так, как Вы решите, лишь бы поскорее Вы успокоились.

Вчера я был приятно изумлен приездом брата Модеста. Он явился, чтобы сказать мне, что г. Конради отпускает его с Колей на зиму за границу. Они будут жить в Риме, и Модест очень уговаривает меня поселиться с ним вместе. Быть может, я так и сделаю.