Бенедикт Сарнов - Феномен Солженицына

Затруднённо, с препинанием Герасимович спросил:

– А на телевидении... нельзя бы остаться?

– Вы отказываетесь?! – изумился и нахмурился Осколупов. Его лицо особенно легко переходило к выражению сердитости. – По какой же причине?

Все законы жестокой страны зэков говорили Герасимовичу, что преуспевающих, близоруких, не тёртых, не битых вольняшек жалеть было бы так же странно, как не резать на сало свиней. У вольняшек не было бессмертной души, добываемой зэками в их бесконечных сроках, вольняшки жадно и неумело пользовались отпущенной им свободой, они погрязли в маленьких замыслах, суетных поступках.

А Наташа была подруга всей жизни. Наташа ждала его второй срок. Беспомощный комочек, она была на пороге угасания, а с ней угаснет и жизнь Иллариона.

– Зачем – причины? Не могу. Не справлюсь, – очень тихо, очень слабо ответил Герасимович.

Яконов, до этого рассеянный, с любопытством и вниманием взглянул на Герасимовича. Это, кажется, был ещё один случай, претендующий на иррациональность. Но всемирный закон «своя рубаха ближе к телу» не мог не сработать и здесь.

– Вы просто отвыкли от серьёзных заданий, оттого и робеете, – убеждал Осколупов. – Кто ж, как не вы? Хорошо, я вам дам подумать.

Герасимович небольшою рукой подпер лоб и молчал. Конечно, это не была атомная бомба. Это была по мировой жизни – крохотность незамечаемая.

– Но о чём вам думать? Это прямо по вашей специальности!

Ах, можно было смолчать! Можно было темнить. Как заведено у зэков, можно было принять задание, а потом тянуть резину, не делать. Но Герасимович встал и презрительно посмотрел на брюхастого, вислощёкого, тупорылого выродка в генеральском чине, какие, на беду, не ушли по среднерусскому большаку.

– Нет! Это не по моей специальности! – звеняще пискнул он. – Сажать людей в тюрьму – не по моей специальности! Я – не ловец человеков! Довольно, что нас посадили...

(Александр Солженицын. В круге первом. М. 2006. Стр. 519–520)

Эта глава из «атомного» перекочевала в «лекарственный», а оттуда в обновлённый «атомный», почти без изменений. Разве вот только в «лекарственном» нет такой фразы, появившейся (или она и раньше там была?) в «атомном»:

Ну, и ещё название главы переменилось: в «лекарственном» варианте она называется «Не по моей специальности», а в «атомном» – «Не ловец человеков»

А в целом текст главы не менялся. Похоже, что даже и не редактировался.

И – как в «лекарственном», так и в «атомном» варианте – сразу за ней, в стык к ней, следует глава «У истоков науки», в которой Рубин легко, и даже не без энтузиазма согласившийся стать «ловцом человеков», приступает к исполнению этого важного государственного задания.

Тут надо сказать, что такой стыковке глав Солженицын придавал особое значение.

Посмотрим же, как в этом случае работает, какую нагрузку несёт этот любимый его композиционный приём:

Рубин тут противопоставлен Герасимовичу с точностью прямо геометрической.

Герасимович – физик, акустик. И задача, которую ему предлагают решить, как раз по его специальности. А он – отказывается. Нет, говорит, сажать людей в тюрьму – не моя специальность..

Рубин же по специальности – филолог, германист. А задача, которую ему предстоит решить, связана не с филологией и не с германистикой, а как раз с акустикой. А он не то что даже и не заикается о том, что эта задача не по его специальности, а напротив, изо всех сил старается доказать, что именно такова его специальность. Даже новую область акустики готов изобрести – «фоноскопию», нимало не смущаясь тем, что это его изобретение, как дипломатично выражается Герасимович, «свойства весьма нежелательного».

Герасимович – плоть от плоти тех русских интеллигентов, незамысловатый моральный кодекс которых, как на трех китах, зиждился на трех заповедях:

Рубин, если и слышал об этих трех заповедях (совсем не слышать о них он, надо думать, не мог), то они его не затронули, как-то проскользнули мимо его сознания.