Коллектив авторов - Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик [litres]

В любом комментарии к первой строфе про Булгарина можно прочесть, что за службу в русской армии он получил орден Св. Анны III степени, знаком которого была сабля, прикалывавшаяся к петлице, а за службу во французской армии – орден Почетного легиона. Но почему именно эти факты богатой на события биографии Булгарина вспомнил Воейков в конце 1820-х годов?

В 1827 г. начало выходить первое Собрание сочинений Булгарина; в апреле этого года появились первые два тома, в марте следующего 1828-го – еще три. К третьему тому был приложен гравированный портрет Булгарина, впоследствии многократно перепечатывавшийся. Как говорилось в объявлении: «К сим книгам приложен портрет Автора, изданный И. В. Слениным, гравированный весьма искусно известным учеником Н. И. Уткина, г. Фридерици…» [975].

Напомним, что в те годы публикация гравированного портрета писателя при сочинениях повышала его статус и заявляла о претензиях на статус живого классика. Булгарин понимал, что появление его портрета может вызвать негативную реакцию в кругах литераторов, и поэтому счел необходимым оправдывать этот свой поступок в предисловии к тому:

Остается еще один предмет для объяснения. Что скажут мои противники, когда увидят мой портрет при сочинениях? «Как! – возопиют они, – по какому праву осмелился он приложить свою фигуру? Смотри пожалуй: как будто какой великий муж!..» – Потише, потише, господа! – Если б только одни великие мужи имели право издавать свои портреты, то большей части художников пришлось бы разучиться гравировать на меди или рисовать на камне. Но послушайте лучше наш разговор с книгопродавцем Иваном Васильевичем Слениным .

И. В. Сленин . Вы издаете еще три тома ваших сочинений с картинками?

Я . К вашим услугам.

И. В. Сленин . Позвольте мне приложить к ним ваш портрет.

Я . А это на что?

И. В. Сленин . Если вы читаете книгу и покупаете ее, это значит, что она вам нравится. Если книга вам нравится, то вам приятно взглянуть на черты лица ее автора. Не правда ли?

Я . Все это правда. Но кто вам сказал, что мои сочинения понравятся публике?

И. В. Сленин . У вас, господ критиков, свой расчет, а у нас, книгопродавцев, свой, и кажется, повернее. По нашему, та книга хороша, которую скоро и охотно покупают. А как два первые тома ваших сочинений разошлись с неимоверною скоростью, то я полагаю, что в числе 1500 покупщиков верно найдется двести человек, которым приложение вашего портрета будет приятно. К тому ж г. Фридериц, отличный наш гравер, так мастерски отделает ваш портрет, что он, без всякого сомнения, украсит издание.

Я . Вы, подобно сирене, усыпляете остальную мою скромность.

И. В. Сленин . Какая тут скромность? Кто раз подписал свое имя под печатною статьею, тот уже объявил притязание на известность. Мне кажется, гораздо важнее пустить в публику свое имя , нежели портрет . Впрочем, о чем спорить? Если кому не понравится ваш портрет, то он вырвет его из книги – и дело с концом!

Я . Но что скажут критики?

И. В. Сленин . Им ничем не угодишь. Если б вы иначе не показывались в люди, как с закрытым лицом, а портрет свой зарыли в землю – все-таки они нашли бы к чему привязаться.

Я . Мастер убеждать! Но послушайте, приятель: портреты живых сочинителей прилагаются только к сочинениям, издаваемым другими лицами, – а я сам издатель. Что об этом скажут?

И. В. Сленин . Но ведь я буду издателем портрета.

Я . Это только кукольная комедия, любезнейший! Всякий знает, что вы не могли писать с меня портрет, привязав к стулу, против моей воли, а я не люблю никаких уловок. Но прежние ваши убеждения – достаточны. Вот вам рука моя! Именую вас издателем моего портрета, поручаю наблюдать за исполнением и приложить к сочинениям. Мое дело пожертвовать несколькими часами живописцу.

И. В. Сленин . Дело кончено: я издатель и ответчик [976].

Если внимательно рассматривать этот портрет, то можно заметить одну деталь, которая при беглом взгляде не бросается в глаза: к петлице прикреплена маленькая сабля – тот самый знак ордена Св. Анны. Таким образом, Булгарин не только заявлял о своих претензиях на место в первых рядах современной литературы, но и сигнализировал читателям о своем храбром военном прошлом. Разумеется, злой и мстительный Воейков не мог этого стерпеть: у него не только еще не было издано книги, к которой бы он мог приложить свой портрет, но и за участие в военных действиях он получил не орден, а всего лишь «медаль за 1812 год на голубой ленте» [977]. В сентябрьской книжке «Славянина» 1828 г. появляется направленный против Булгарина пасквиль «О знакомстве Издателя Лондонского Трутня (The London Drone) с знаменитыми покойниками, после их кончины» [978]. В этом тексте автор иронизирует над воспоминаниями Булгарина о Карамзине [979], подвергает сомнению факт его знакомства со знаменитыми итальянским путешественником Джованни Баттистой Бельцони [980], но главная и основная его часть – пародия на булгаринский рассказ «Знакомство с Наполеоном на аванпостах под Бауценом, 21 мая (н. с.) 1813 года. (Из воспоминаний польского офицера)». Впервые он был напечатал в 1822 г. в «Сыне Отечества» [981]и вошел в первый том «Сочинений» Булгарина [982]. В нем некий офицер рассказывает историю, как перед сражением под Бауценом рассказчик выполнил одно ответственное поручение Наполеона, за что позднее был произведен в капитаны. Историки литературы уже ставили вопрос о тождественности Булгарина с польским офицером, рассказчиком этой истории, и об исторической достоверности его рассказа [983]; в контексте полемик 1828 г. этот вопрос кажется несущественным. Главное, что Воейков нашел повод возможно более злым образом высмеять Булгарина, его мнимое знакомство с Наполеоном и награждение иностранным орденом:

В IX, X и XI книжках Лондонскаго Трутня издатель расхвастался своею дружбою с великими современниками; пухлым слогом, в надутых выражениях рассказал он о знакомстве своем с покойным Наполеоном в 1813 году на аван-постах перед Бауценом. Покойный император, говорит он, объезжая передовые посты своей большой армии, прибыл на отводный караул, где я, будучи конным поручиком, командовал. Он соскочил с вороного, пламенного коня своего (который также покойник ), быстро подошел ко мне, с четверть часа весьма ласково со мною разговаривал, расспрашивал о моей службе и, записав в свою памятную книжку мой полк, чин и фамилию, вскочил на храпящего коня – и полетел, как молния. На другой день произведен я был в капитаны. В Лейпцигском сражении превышающий в силах неприятель теснил наш авангард; неприятельская кавалерия двинулась противу нас; наш быстрый напор опрокинул тяжелых российских ратников. Преследуя бегущих, мне удалось двух из них свалить с коней. Покойный завоеватель Европы видел сие с возвышения, с которого наблюдал движения союзных войск; быстро подскакал он к моему полку на гнедом арабском жеребце (который теперь, вероятно, покойник ) и, закричав: « вся надежда на вас – и надежда не плохая! », послал за мною покойного начальника главного штаба своего Бертье . Подъехав к покойному его величеству, я опустил саблю; покойник снял с покойника Дюрока крест почетного легиона – и привязал мне в петлицу. В это время вдали чернели неприятельские колонны – и лучи заходящего солнца отражались на блестящем оружии.