Марк Берроуз - Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Великая трагедия «Эрика» состояла в том, что из самого распространенного издания вырезали почти все иллюстрации. 16 августа книги в твердой обложке и большого формата в мягкой, обе с превосходными разноцветными картинками, были выпущены издательством Gollancz, но пройдет два десятилетия, прежде чем «Эрик» снова увидит свет. В следующем году вышла книга стандартных размеров в мягкой обложке, с иллюстрациями Кирби только на обложке. Автор и художник остались недовольны таким решением, а Пратчетт считал, что это неправильная идея, ведь историю он писал, имея в виду, что в книге будет много картинок. Оказалось, что он ошибался, когда по более доступной цене разошелся тираж в сто тысяч экземпляров. Последующие издания – включая все варианты, опубликованные в Соединенных Штатах, – не имели даже обложек, нарисованных Кирби. И только в 2010 году появился «Эрик» с полным набором иллюстраций и именем Кирби, занявшим место рядом с именем Пратчетта.

В том же году вышли другие, более интересные романы про Плоский мир, однако, как и «Эрик», они оказались относительно легковесной добавкой к канону. «Движущиеся картинки» повторяли идеи «Пирамид», в основе лежала одна концептуальная мысль – в данном случае старый Голливуд и рождение кинематографа – и выдано максимально возможное количество шуток и ссылок; «Ворнар Пикчерз», «Джинджер и Фреда» (Fred and Ginger), «Поющих под дождем» (Singin’ In The Rain), «Касабланку» (Casablanca), «Унесенных ветром» (Gone With The Wind) и сотни других. Это веселая игра с фантастически смешными вставными номерами (лучший из них, вероятно, намек на Кинг-Конга: ближе к кульминации книги описывается гигантская женщина, взбирающаяся на высотное здание с сопротивляющейся обезьяной на руках), с тревожными нотками Лавкрафта, но все это не слишком запоминается, если судить по высоким стандартам Пратчетта.

«Движущиеся картинки» стали конечной точкой в романах Плоского мира определенного вида. Хотя Терри прекрасно умел развивать характеры, как мы видим на примерах Смерти, Ваймса и Матушки Ветровоск, периодически он пользовался шаблонами жанра, в особенности если речь шла о молодых главных героях. Когда один поклонник написал Пратчетту и спросил, вернется ли герой книги, Виктор Тугельбенд, в следующем романе, Пратчетт ответил, что он видит в таких персонажах звезд кино, которые могут появляться в разных книгах, но играть разные роли. Для него Виктор, Теппик из «Пирамид», одноименный герой «Мора, ученика Смерти» и, возможно, на начальном этапе Моркоу в «Стража! Стража!» – роли, сыгранные одним актером. Аналогичная ситуация и с женскими, не слишком прописанными персонажами: Бетан из «Безумной звезды», Канина из «Посоха и шляпы», Птраси из «Пирамид», Джинджер из «Движущихся картинок» и Изабель из «Мора, ученика Смерти»; или скучные персонажи вроде Двацветка, Найджела и Эрика. Многие злодеи Плоского мира и второстепенные персонажи могут быть рассмотрены с таких же позиций. После «Движущихся картинок» Терри начнет расти, оставив позади поверхностный подход к своим героям.

В следующем году начался средний период – Плоский мир обрел устойчивость с весенней публикацией «Мрачного Жнеца» и «Ведьм за границей» осенью. Первый из двух упомянутых романов – один из самых значительных образцов прозы Пратчетта. В книге Смерть узнает, что пришло время ему самому умереть, после чего принимает решение провести оставшееся ему время среди людей. Он создает для себя новую личность, становится крестьянином по имени Билл Двер и влюбляется в немолодую владелицу фермы, мисс Флитворт. Вторая линия сюжета, связанная с волшебником-зомби, открывает возможности для множества шуток над клише жанра ужасов и особенно энергично потешается над идеологией потребления, когда в истории появляется демонический торговый центр, однако при наличии интересной главной линии и симпатичных персонажей отступления воспринимаются как нечто лишнее. Позднее Пратчетт признался, что ему следовало бы использовать два этих сюжета для двух разных романов. В финальных сценах, где Смерть приглашает мисс Флитворт на танец в тот день, когда, как он знает, она должна умереть, вероятно, самый трогательный отрывок из всего, что до того момента написал Пратчетт [202].

«Ведьмы за границей» вновь встретились с ведьмами Ланкра, на этот раз избавили их от шекспировского зазнайства и отправили, в соответствии с каламбуром в названии, в другие страны. Здесь Пратчетт снова опирается на фундамент, созданный в «Вещих сестричках», где значимость и форма историй, волшебных сказок и мифов раскрываются и тщательно изучаются. Его любовью к трем ведьмам пропитана каждая страница, и он извлекает очень много забавного, делая отсылки к Золушке, Спящей красавице, Красной Шапочке и другим героиням. И это больше, чем просто пародии на сказки братьев Гримм [203] Или, если вам больше нравится, на Ханса Кристиана Андер-бура. ( Примеч. авт .) . «Ведьмы за границей» рассказывают о навязанных нам ожиданиях и о том, как не стать тем, чем мы больше всего на свете боимся стать. Пратчетт постепенно увеличивает могущество Матушки Ветровоск от деревенской ведьмы в «Творцах заклинаний» до грозной властительницы магии, и ее персонаж подчиняется железной дисциплине, необходимой, чтобы сохранить власть. Книга заканчивается тем, что Матушка вступает в поединок с родной сестрой, и возникает весьма эмоциональный тупик – в то время как Пратчетт продолжает увеличивать глубину главных образов.

Оставшуюся часть декады Пратчетт провел, обращаясь к своим прежним персонажам (вместо того чтобы придумывать новых), в то время как мания Плоского мира помещала каждый его новый роман на первые строчки списка бестселлеров. Городская стража («К оружию! К оружию!», «Ноги из глины», «Патриот» и «Пятый элефант»), приключения ведьм («Дамы и господа», «Маскарад», «Carpe Jugulum. Хватай за горло!»). Веселая дорожная кутерьма благодаря Ринсвинду («Интересные времена» и «Последний континент») и проверка человечности, которая осуществляется через Смерть и его отчасти суровую и обладающую большим самомнением внучку, Сьюзан Сто Гелитскую («Роковая музыка», «Санта-Хрякус», «Вор времени»). Как правило, весна приносила более загруженный сюжет, а перед Рождеством выходило легкое приключение. Каждая последующая книга углубляла Плоский мир, делала его ближе к той реальности, которую мы знаем, и дальше от набросанного штрихами жанрового ландшафта первых книг.

В девяностые появился еще один внесерийный роман. Во многих отношениях «Мелкие боги» имели такое же значение, что и «Творцы заклинаний», вышедшие пятью годами раньше. В нем присутствует то же сочетание ярости и гуманности, что характерно для «Угонщиков», хотя трудно представить два более далеких друг от друга сюжета. «Мелкие боги» – первая взрослая книга Пратчетта, идет не от шуток или персонажей, а от собственной темы – огромного разрыва между верой и религией. В эту историю Пратчетт вложил годы разочарований церковными догматами и кипящей ярости, вызванной ужасами, которые творят люди именем Бога.