Павел Федоров - В Августовских лесах

— Это уж надо спрашивать у советских чекистов. И я бы на вашем месте воздержался от таких вопросов. Надо принять меры, чтобы этого не случилось.

— Что же можно сделать? — напряженно давя руками спинку стула, спросил Владислав.

— Сейчас пока проследите, что предпримет этот лесоруб. Потом напишете донесение и снесете в указанное вам место. Самостоятельно никаких действий пока не предпринимать — понятно?

Владислав молча склонил голову.

Через некоторое время мимо окон Франчишки Игнатьевны прошел высокий, в сером костюме человек. В руках у него была закрытая газетой корзинка. Быстро шагая, он свернул за угол и скрылся в ближайшем переулке.

— Костя, Костя! — крикнула вертевшаяся у окна Оля. — Вон дяденька пошел с корзинкой в лес. Мне тоже хочется в лес! Пойдемте, дядя Костя, грибочков наберем!

— Как же мы пойдем без мамы? — отозвался Кудеяров, разговаривавший до этого с сидевшим на кровати Осипом Петровичем.

Франчишка Игнатьевна поила Славу молоком. Вытянув тонкую шею, она глянула в окно, подосадовав на то, что ей не удалось узнать, кто мог в такой час отправиться за грибами.

В хате Августиновичей, кроме одной табуретки, скамьи, стола и старенькой самодельной кровати, покрытой синим дерюжным одеялом, ничего не было.

Когда Усов, Клавдия Федоровна и Шура вошли в хату, Франчишка Игнатьевна кое-как рассадила их, поставила на стол вторую крынку молока и тарелку с помидорами. Теперь, уперев руки в свои костлявые бока, она думала, чем еще угостить таких редких и дорогих гостей.

— Погодите, я сейчас угощу вас тыквой! У меня есть такая пареная тыква, получше того абрикоса…

Несмотря на свои пятьдесят лет, Франчишка Игнатьевна легко, по-девичьи быстро повернулась на пятках и подскочила к печке.

— Спасибо, Франчишка Игнатьевна. Мы ничего не хотим! — в один голос сказали женщины.

— Как же вы можете отказываться от такой тыквы! А когда я прихожу до вас, то сколько вы меня кушать заставляете? И того попробуй и этого откуси. По-вашему, Франчишка не может угостить? Что она, не знает, как нужно принимать гостей?

— Ну что ж, тыква так тыква… Давайте, тетя Франчишка, тыкву, решительно заявил Усов, подсаживаясь к столу. — Тыква, брат, тонкий деликатес, если кто понимает, — продолжал он, с усмешкой поглядывая на шептавшихся женщин.

— А чем вас угощала пани Седлецкая? — с любопытством спросила Франчишка Игнатьевна, ставя на стол сковородку с пареной тыквой.

— Графинчик вишневочки появлялся… — ответил Усов, пробуя дымящуюся тыкву.

— Чуешь, баба, чем угощает Стаська? Вишневкой, а ты тыквой! вмешался Осип Петрович и так смачно крякнул и разгладил усы, словно уже опрокинул стаканчик забористой вишневки. — Ты бы лучше швырнула на стол нам солененьких грибочков, та огурчиков, та малого куренка, хотя б того хроменького, я бы ему живо открутил голову, а то тыква! — тянул своим певучим тенорком Осип Петрович. — Что, у нас в доме ничего другого не может оказаться? — не унимался он, питая слабую надежду, что его занозистая женка расчувствуется ради гостей и выставит на стол припрятанную настойку.

— Подождите, — снова заговорила Франчишка Игнатьевна и, остановившись посреди комнаты, подняла указательный палец кверху. — Дайте трошки подумать… Я могла бы угостить вас свежей рыбой… Вот добрая закуска!

— Рыба! То пища! — весело встрепенулся Осип Петрович. — Так у тебя, матка, есть рыба?

— Наверное, есть, коли ты сегодня наловил в Шлямах…

— Я что-то не припомню, чтобы я сегодня ходил на Шлямы, предчувствуя коварство жены, усомнился Осип Петрович.

— Раз ты не наловил, то мне птички рыбы не натаскают. И он, лежебока, спрашивает, есть ли у меня рыба! Люди добрые подумают, что он меня закормил рыбой, а я все никак не могу растолстеть. Сам целый день крюки-дрюки строит, все замусорил, не наубираешься, а в доме ни одной рыбной косточки не видно… И добрая настойка была у Седлецких? — спросила Усова Франчишка Игнатьевна.

— Вишневки, Франчишка Игнатьевна, я так и не попробовал, — ухмыляясь, ответил Усов.

— Тю-у-у! — разочарованно протянул Осип Петрович. — А почему бы вам не попробовать той настойки?

— Не пью, — ответил Усов. — Кроме нашей "Московской", ничего не употребляю.

— Вот это гарно! Она ж душу успокаивает и играет! — хлестко шлепнув себя ладонью по колену, согласился Осип Петрович.

— А как сама Стаська? — не обращая внимания на азартные выкрики мужа, допытывалась Франчишка Игнатьевна. — Как сама хозяйка, очень за вами ухаживала? Сдается мне, что с ней сегодня хворость приключилась…

Франчишке Игнатьевне не терпелось рассказать, как сегодня бранилась и рвала на себе волосы Стася Седлецкая, и она ждала для этого подходящего момента. Вот если бы женщины перестали шептаться и обратили бы на хозяйку внимание.

— Стася сегодня совсем не своя… — горестно поджимая щеку, продолжала Франчишка Игнатьевна, — ну совсем помешанная…

— Ну чего ты причепилась, — предчувствуя, что у супруги чешется язык, вмешался Осип Петрович. — Помешанная та хворая… Ты тоже пять раз в день ложишься помирать…

В другой раз Франчишка Игнатьевна не стерпела бы этой дерзости мужа, но на этот раз сдержалась и только коротко огрызнулась:

— Не петушись, пока тебя курица не клюнула. Раз я говорю, что Стаська хвора, значит, хвора…

— Лечиться нужно, — лаконично заметил Усов и, сдерживая улыбку, добавил: — Мне показалось, что Станислава Юзефовна женщина с выдержкой.

— Тю-у! — махнул рукой Осип Петрович и, ткнув сморщенным указательным пальцем в пространство, добавил: — Эта Стаська хитрюща, як та ворона, которая под крылом у себя чешет, а уж перышка не выщипнет, к другим норовит нос протянуть.

— Значит, притворяется? — спросил Усов.

— Эге, умеет… что в твоем гродненском цирке, — подтвердил Осип Петрович.

— И что же такое случилось сегодня с вашей соседкой? — Видя страстное нетерпение хозяйки, Усов решил дать ей высказаться. — Пустяки какие-нибудь, — добавил он нарочито небрежным тоном.

— Он говорит — пустяки! Послушали бы да посмотрели на эти пустяки…

Осип Петрович предупреждающе посмотрел на жену и стал ей подмигивать. Все-таки неудобно было рассказывать про соседку такие нехорошие вещи. Но удержать Франчишку Игнатьевну было уже невозможно.

Склонившись к лейтенанту Усову, она робко покосилась на тихо разговаривающего с женщинами Кудеярова.

— Все дело произошло из-за Галины, — начала Франчишка Игнатьевна, — и вот этого самого вашего Кости. Их видели вместе на канале. Галинку отстегали и заперли в сарай, даже башмаки отобрали и платье. Стаська теперь поведет Галину к нашему ксендзу грехи замаливать и поклоны заставит бить… "На куски тебя, негодницу, изрежу и собакам выкину", — орала на нее Стаська, а у самой в руках ремень этакий, жгут сыромятный! Аж мне страшно стало… А пани Седлецкая, наверное, для своей Галины жениха присмотрела. Вижу я, как он у них в саду в беседке ховается. Высокий такой, в шляпе, ну, настоящий пан!