Теодор Гладков - Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков

Как вспоминает Ирина Александровна, настроение у мужа было не то чтобы подавленное, но и не веселое. Как-то обронил, что все ему надоело, что возвращаться в Германию он уже не хочет, что если в ЦК его узел с Шелепиным не развяжут, он либо выйдет на пенсию (выслуги хватало), либо попросится на работу начальником ташкентской разведшколы. Почему ташкентской, а не, скажем, ленинградской? Ирина Александровна этого так и не поняла. Возможно, то было лишь проявление досады с его стороны.

За два дня до явки в ЦК пошла в гости к старым московским друзьям. Вечер прошел нормально, достаточно спокойно, но к концу, когда настало время расходиться, Александр Михайлович вдруг, извинившись, прилег на несколько минут на диван. Жена встревожилась: такого с Александром Михайловичем за все время их совместной жизни не случалось.

— Саша, тебе что, плохо? — спросила она.

— Да нет, видимо, просто устал, — с некоторым недоумением ответил Коротков. Похоже, он и сам не мог объяснить, почему у него вдруг появилось желание немного полежать.

Вечером следующего дня Ирина Александровна, чтобы улучшить настроение мужа, вытащила его в театр. Название пьесы за давностью лет позабыла, помнит только, что то был спектакль МХАТ, но посему-то (возможно, из-за ремонта) в помещении Малого театра.

В театре Коротков оживился, домой вернулся в хорошем настроении. О вчерашнем эпизоде в гостях ни он, ни Ирина Александровна не вспоминали. Никогда ранее Коротков ни на какие недомогания не жаловался, ничем не болел, последний диспансерный осмотр прошел вроде бы нормально.

Перед тем как пойти в театр и КГБ, позвонил в Карлсхорст, начальнику немецкого отдела Борису Иванову. Спросил, состоялась ли в Западном Берлине запланированная встреча со связником «Курта» — «Эрихом». Состоялась, все в порядке. Прежде чем повесить трубку, вдруг сказал Иванову: «Больше я к вам не приеду».

Утром 27 июня Коротков проснулся как обычно. Был собран и подтянут. Побрился, позавтракал. За столом шутил. Похоже, был полностью подготовлен к нелегкому разговору в ЦК. Никаких разговоров об отставке или ташкентской школе. Вызвал машину и уехал.

Вернулся около трех часов дня. Домой на улицу Горького шел пешком. Был оживлен, даже весел. Сообщил только, что все в порядке. Драка с председателем не состоялась. Готовиться к возвращению в Берлин.

От полного обеда отказался. Съел только тарелку холодного борща (день был жаркий) и ненадолго прилег. Сказал, что договорился с Серовым встретиться в шесть часов, когда тот освободится в Главразведупре, на «Динамо», поиграть часок-другой в теннис. Ирина Александровна стала возражать, но Александр Михайлович стоял на своем. Дескать, надо расслабиться после всей этой дурацкой нервотрепки. Да и Ивана Александровича подводить неудобно.

В пять часов переоделся, собрал сумку с ракетками, мячами, спортивной обувью и костюмом. Уехал.

На стадионе Серова и Короткова уже ждали. Работавший здесь после ухода из большого спорта, Борис Новиков заблаговременно высвободил лучший корт, проводил в раздевалку. Поскольку жара так и не спала, Коротков, чтобы надеть напульсники, снял часы и отдал Борису. Тот сунул их в карман.

Поиграть, вернее, размяться, они успели не более получаса. На своей подаче, как всегда мощной и резкой, Коротков дважды угодил в сетку. Подошел к ней, подобрал мяч, выпрямился и, потеряв сознание, рухнул на землю.

Когда к нему подбежал Серов и Новиков, Коротков был уже мертв.

Разрыв аорты…

Через несколько дней после похорон к Ирине Александровне пришел Борис Новиков. Принес часы Александра Михайловича, о которых в сумятице горьких дней просто забыл.

— Оставь их себе на память, Боря, — только и выговорила Ирина Александровна. — Я на вещи, что были с ним в тот день, и глядеть не могу.

Хоронили генерал-майора Короткова 29 июня на Новодевичьем кладбище. Когда вынесли перед гробом на бархатных подушечках орден Ленина, шесть орденов Красного Знамени, орден Отечественной войны 1-й степени, два ордена Красной Звезды, иностранные ордена, медали, знак «Почетного чекиста», брат Павел только охнул: «Господи, да я и не знал, что у Сашки столько и таких наград…»

Из Берлина на похороны спешно, на правительственном самолете прилетел министр госбезопасности Эрих Мильке со всем составом коллегии МГБ. Проникновенную речь на русском языке произнес у гроба Маркус Вольф.

Председатель КГБ Александр Шелепин на похороны не явился.

Эрих Мильке сквозь зубы высказал по этому поводу нечто невнятно, но хорошо понятое всем, кто стоял рядом.

А через полтора месяца, в ночь с 12 на 13 августа 1961 года, была воздвигнута «Берлинская стена», первоначально в виде забора из колючей проволоки протяженностью в сто шесть километров [199] Впоследствии была сооружена настоящая стена — из сверхпрочного бетона высотой в 3,6 метра. Стена перерезала десять районов города, 97 улиц, 6 веток метро. В комплекс стены входили 302 вышки наблюдения, 20 бункеров, 259 постов со сторожевыми собаками… За десятилетия существования стены удалось перебраться через нее в Западный Берлин 5075 человекам, арестовано при попытке перехода пограничниками ГДР 3200 человек, погибли у стены (пограничники имели право стрелять на поражение) по разным данным от 100 до 240 человек… . Началась новая эпоха в жизни двух германских государств.

Ныне НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. (Здесь и далее примечания автора).

Ныне Рижская площадь.

Впоследствии Борис Новиков стал заслуженным мастером спорта СССР, многократным чемпионом страны по теннису. Он же прекрасно играл и в хоккей в командах мастеров.

Ныне эта улица снова называется Большой Лубянкой.

Позднее переименован в проезд Серова.

Большая часть слушателей этих курсов была впоследствии объявлена немецкими шпионами и казнена.

Создание иностранных концессий на территории страны разрешалось постановлением Совнаркома с конца 1920 года.

Впоследсвии авиазавод № 22 Наркомата авиационной промышленности СССР. Ныне — Научно-производственный космический Центр им. М. В. Хруничева.

Крыленко Николай Васильевич (1885–1938) — советский партийный и государственный деятель. Нарком по военно-морским делам, верховный главнокомандующий, председатель Верховного революционного трибунала при ВЦИК, прокурор РСФСР, затем нарком юстиции РСФСР. Необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.

Выступление произвело должное впечатление и на Сталина. Именно поэтому генсек летом 1938 года весьма серьезно внял, в сущности, ему адресованному через наркома НКВД Ежова предостережению «Шведа». Иначе как с санкции вождя Ежов никогда не отдал бы распоряжения: Никольского-Орлова не трогать. Не посмели отменить это распоряжение и преемники уже расстрелянного «кровавого карлика» Берия, Меркулов, Абакумов и другие.