Александра Анисимова - На короткой волне

Яничка достала бутылку вина, малюсенькие, чуть побольше наперстка, стопочки и предложила выпить за скорое освобождение. Ну как тут отказаться? Потом мы пили еще за что-то, потом еще, и вскоре я почувствовала, что начинаю пьянеть.

- Панна Ася, - начал Юзеф, пристально глядя мне в глаза. - Через несколько дней ваши войска будут здесь... Мы ведь жили дружно. Я не обижал вас. Правда, панна Ася?

Я кивнула головой.

- И помогал вам. Помните, как вы первый раз пришли к нам в бункер?.. А потом, когда жили все вместе... Я ведь вас не обижал Правда?

Я опять кивнула головой, не понимая, к чему он клонит.

- Так вот, напишите, пожалуйста, такую бумажку... Ну, просто от себя, что я помогал вам.

Я в недоумении смотрю на него. Юзеф понимает мое молчание как согласие. Он велит Яничке подать бумагу, ручку и, подсовывая их мне, продолжает:

- Пишите: "Я, радистка разведгруппы такого-то штаба Красной Армии, подтверждаю, что Юзеф Гечко действительно в течение шести месяцев..."

- Знаете что, пан Юзеф, писать я ничего не буду. Не имею права. Обратитесь с этой просьбой к майору.

Юзеф явно разочарован.

В комнате, где мы находились, стояла кровать с пышной периной. Яничка предложила мне лечь. И едва я погрузилась в мягкий пух, как тут же уснула. Проснулась по привычке рано.

- Пани Яничка, - спросила я, - где у вас бункер? Где все партизаны живут?

- Тут же, под домом.

- Проводите меня к ним.

- Побудьте здесь еще. Успеете насидеться в бункере.

- Нет, пожалуйста, проводите. Непривычно мне днем в комнате находиться.

- Тогда пойдемте. Только я сначала посмотрю, нет ли кого на улице.

Мы стояли у приоткрытой двери. Я выглядывала, запоминая местность. Справа и слева тянулись длинные ряды домов. Далеко перед домом расстилалась большая равнина, заканчивающаяся лесом. А над лесом и краем равнины сиреневой дымкой уходила в мутное зимнее небо вершина горы.

- Как называется эта гора?

- Чантория, - ответила Яничка.

К дому Янички пристроен деревянный сарай. В углу его за поленницами находился вход в бункер. Пройти к нему из дома можно было и по улице - из двери в дверь, и по чердаку дома. Бункер маленький, тесный, а людей в нем прячется много. Яничка готовила еду партизанам и ловко бегала с кастрюлями по лестницам. Она же сообщала партизанам обо всем, что творилось в городе.

Первое, что бросилось мне в глаза, едва я спустилась в бункер, это большое красное полотнище. Партизаны спарывали с него белый круг с черной свастикой посредине.

- Вот, панна Ася, - сказал Янек, размахивая полотнищем, - видите, мы почти готовы... Эх, сейчас бы отряд кавалерии, да с этим знаменем галопом по городу... Вот была бы картина!..

- Да, - засмеялся Франта, - картина была бы хорошая, но Красная Армия еще далеко. Позавчера только Краков освободили.

Заметив, что я пригорюнилась, Франта подсел ко мне и сказал, что майор должен прийти вечером. Ему уже сообщили, что я здесь. Я благодарно посмотрела на Франту. Как хорошо, что он догадался, о чем я думаю! Мне опять уступили место в уголке, и опять я лежу и наблюдаю за всеми незаметно. Вот сидит, о чем-то задумавшись, Янек - сын Франты. У него высокий чистый лоб, светлые волосы. На руке вытатуирован номер узника Освенцима - память на всю жизнь. Я знаю, ему есть о чем вспомнить... Вот Карел, брат Юзефа, спорит с Михалом, по прозвищу Крук (Ворон). Михалу очень подходит это прозвище - он маленький и черный. А Юрек почему-то не пришел сюда...

Юзеф является в бункер после обеда. Сразу настраивает приемник: слушает Лондон и Нью-Йорк. Слушает и гадает, кто же раньше придет в Устронь: советские войска или союзники? И я понимаю, что союзники были бы ему милее.

Вечером заявляются Василий и Антон. Василий передает мне рацию и говорит:

- Майор не смог сегодня прийти, там сейчас такие дела творятся, в Бренне! Пока ничего не скажу. Подожди день-два, потом узнаешь.

Партизаны помогают мне разбросать по бункеру антенну. Подключаю питание, даю позывные - моргает, сияет индикаторная лампочка... Перехожу на прием. Не знаю, есть ли на свете что-нибудь дороже ответных позывных! "Та-та, ти-та, та-ти-та..." Молчат, замерли вокруг товарищи. Быстро бегает по бумаге карандаш... Радиограмма. Несколько строчек - привет родины. Передаю и я новые сведения:

"Гора Климчук гражданским населением производятся оборонительные работы. Станция Бельско прибыло четыре эшелона с боеприпасами: авиабомбы, снаряды, патроны. Ежедневно подвозят автотранспортом. Три склада имеются около железнодорожной станции. Центр Бельско улица Элизабеты склады с боеприпасами, занята вся улица. В ночь 22 января проследовало четыре эшелона с пехотой, один эшелон с артиллерией 30 платформ по две пушки 75-мм..."

Бункер такой маленький, что ходить по нему совершенно нельзя. По обе стороны от прохода двухэтажные нары длиной в два метра. На каждых нарах могут поместиться три-четыре человека. Яничка регулярно носит нам еду. Я уже знаю, что она живет с матерью и сыном. Мужа убили на фронте.

Несколько дней я живу в напряженном ожидании вечера. Где майор? Что там в Бренне? Придут или не придут сегодня мои товарищи? Прислушиваюсь к каждому стуку. Но они приходят неожиданно, когда, уже устав ждать, я начала читать какую-то книгу, оказавшуюся в бункере.

Хмуро взглянув на Юзефа, майор рассказывает:

- Много солдат дезертировали и пришли к нам в лес. Партизанские группы присоединились. В общем, собралось около двухсот человек. Полицаи отстреливались долго, но в конце концов удрали. Осталось несколько человек убитыми. Мы заняли полицейский участок, вывесили над ним красный флаг, объявили в селе народную власть. Приготовились к встрече Красной Армии... А на третий день разведчики доложили: по шоссе к Бренне движется колонна немецких танков. Мы ушли в лес... Солдат пригнали - забили все село... А фронт остановился. Теперь нового наступления ждать.

В полночь партизаны ушли на выпад. Мы остались вдвоем с майором. Почему так светло вокруг, когда он разговаривает со мной? Почему так хорошо смотреть в его лучистые, синие глаза?

- Асенька, если бы ты знала, что я тогда только не передумал! Я простить себе не мог, что доверил тебя кому-то другому. Так боялся, что ты попадешь к немцам... Ведь я люблю тебя, Ася.

Он говорит тихо, а мне слышится шум морского прибоя, бурные звуки музыки, и кажется, прохладные, ласковые волны уносят меня из низкого темного бункера на простор, в поле - яркое, светлое, без конца и края...

- Я люблю тебя, Ася, - повторяет майор.

- Какие хорошие слова!.. Скажите их, пожалуйста, еще раз...

Глядеть бы на него не наглядеться, слушать - не наслушаться.

- Ася, назови меня хоть раз по имени.

- Нет, не надо по имени, товарищ майор.

- Почему?

- Не надо. Так легче работать.