Иван Попов - Ложь. Записки кулака

Фёкла, как могла, старалась забыть про случившееся, но через два дня, утром, пришел охранник и снова увел сестер Пономарёвых в свой вагон.

Чем дальше поезд продвигался на север, тем становилось холоднее. Повсеместно еще лежал снег, деревья стояли голыми, трава только пробивалась на небольших плешинах земли, свободной от снега. Теперь поезд шел не только ночью, но и днем. Крупные населенные пункты встречались всё реже и реже. Железнодорожные станции, в основном, были деревянными. Из вагонов люди выходили только по нужде и спешили скорее вернуться назад, под защиту деревянных коробок. Подножный корм кончился, суслики не появлялись и люди молили бога, чтобы скорее кончилась дорога. Однажды утром поезд подошел к довольно большому городу. Первому, который люди увидели с момента отъезда из Воронежа. Это была Вологда. Вскоре открылись двери вагонов и охранники объяснили, что женщины могут сходить на пристанционный базарчик и, если есть деньги, купить кое-что из продуктов. В первый момент люди не поверили, а некоторые сначала даже не поняли, что им предлагают. Но охрана предупредила, что поезд будет стоять здесь часа полтора, а поэтому женщины пусть поторопятся, так как ждать их никто не будет.

После этого женщины зашевелились. У кого были деньги, стали доставать их из различных заначек, а у кого их не было, начали перебирать свои тряпки, надеясь на них выменять продукты. В ход пошли штаны, юбки, кофты, шали. Пошла на базар и Дарья Пономарёва. Матушка не пошла — у неё не было ни денег, ни тряпок. Из драгоценностей остался только нательный крестик, подарок матери, с которым она не могла расстаться. Остальное, начиная с обручальных колец, цепочек и перстеньков, было отобрано при раскулачивании.

Когда женщины ушли, Иван Иванович закурил свою трубку и встал у двери. Спустя некоторое время к нему присоединилась и матушка.

— Вот смотрю, Иван Иванович, на этот вокзал и вспоминаю свою молодость. Как это было далеко и вроде недавно!

— Вам, матушка, знакома Вологда?

— Как же не знакома, если мы с батюшкой бывали тут неоднократно. Люди нашего круга всегда спешили на юг, за границу, на лучшие курорты, а мы, когда поженились, решили съездить в Соловецкий монастырь. Нам тогда очень приглянулась здешняя природа, понравилось местное население, в котором крепостничество не смогло задушить дух свободы и независимости. По своим взглядам и характеру местные жители в корне отличаются от жителей Чернозёмья. Это и привлекало нас с батюшкой. Мы неоднократно приезжали в этот край и исколесили его вдоль и поперёк. Так как же мне не знать эти места!

— А Вологда далеко от Москвы?

— Далеко!

— Тогда почему мы её не видели?

— А мы и не проезжали Москву, а объехали её стороной, совсем другим маршрутом. Нас, очевидно, везли через Рязань, Владимир, Иваново, Кострому. Куда повезут дальше, не знаю!

— Разве здесь много путей?

— Не очень, но есть ответвления. Если поедем налево, то попадем в Архангельск, а там Соловки. Если свернем направо, то попадем в Котлас, центр лесозаготовок.

— Очевидно, это и будет наш приют!

— Я тоже думаю так же, ибо, насколько мне известно, Соловецкий монастырь давно стал тюрьмой и там нами делать нечего. Остров этот голый, работы там нет, а держать такую кучу народа без дела глупо и невыгодно. Нет, нас заставят работать, а работа здесь одна — лесоповал!

В это время к поезду с покупками стали подходить женщины с базара. В основном те, кто купил продукты за деньги. Теперь они спешили накормить свои семьи. За ними потянулись и другие. Одной из первых пришла Дарья Пономарёва. Кроме зелени и картошки, она купила кусок мяса, несколько десятков яиц, но сварить пищу не удалось, так как охрана запретила разводить огонь на путях.

Как и предсказывала матушка, поезд свернул вправо и взял направление на Котлас. Остановившись в Коноше, поезд простоял почти целый день, предоставив людям возможность приготовить еду. Женщины рассказывали, что на базаре в Вологде продукты были дешёвыми, а местные торговки с охотой брали не только деньги, но ещё одежду и другие вещи.

Наконец, через несколько суток, ранним утром, поезд прибыл в Котлас. Он остановился на дальнем от вокзала пути, и охрана стала с грохотом открывать вагонные двери. Тут- же раздалась команда, чтобы люди выходили из вагонов с вещами. На улице было морозно и тихо. Под ногами лежал осевший снег, покрывший довольно крепким настом землю. Люди от мороза оживились и притоптывали ногами, стараясь согреться. От вокзала, через пустые рельсы, быстрым шагом подошло шесть человек. Первые трое в гражданской одежде, задние в военной форме и с винтовками за плечами. Навстречу им вышел начальник эшелона и поздоровался за руку с гражданскими лицами. Переговорив минут пятнадцать с одним из них, одетым в полушубок, начальник эшелона направился на вокзал, а охранники стали осматривать вагоны и закрывать двери. Новые конвоиры отошли в сторону от толпы, не сказав прибывшим людям ни слова.

Прошло не так много времени, как раздался протяжный гудок, и на соседний путь выползла" кукушка", ведя за собой десяток открытых железнодорожных платформ. Поступила команда платформы занять, и пока люди с шумом, гамом и матом грузились на новый вид транспорта, на востоке стала светлеть узкая полоска, рассеивая окружающую тьму. Как только люди расселись по местам, охранники влезли в будку паровоза, машинист дал гудок и состав тронулся с места. Высокие, серебристые ели тесно прижимались к железной дороге, но колючий ветер, поднятый движением поезда, вольно гулял по открытым платформам, пронизывая насквозь плохо одетых людей. На многих были надеты только пиджаки из домотканого сукна, да холодные сапоги и поэтому для защиты от ветра в ход пошли дерюжки, мешки, шали и всевозможное тряпье. Полушубки и валенки нашлись только у очень запасливых. На полпути между Котласом и Яренгой, где река Вычегда почти вплотную приблизилась к железной дороге, начальник конвоя остановил состав и приказал разгружаться. Пассажиры спустились на землю, паровоз дал гудок и покатил дальше, а оставшиеся на рельсах люди, едва стоявшие от холода на ногах, терпеливо ждали своей участи. Даже он, одетый в добротный полушубок и белые катанки, понял, что если таким образом проехать еще верст пятьдесят, то вместо людей он привезёт одни замершие трупы. Начальник подозвал к себе несколько мужиков и приказал им протаптывать дорогу по льду реки на другой берег. Он сам возглавил эту группу, а за ними потянулись и остальные. Невозможно было представить себе печальней картины, как полузастывшие, голодные, обессиленные люди вели по сугробам за замёрзшие ручки своих маленьких детишек, а некоторые несли совсем ещё маленьких на руках, прижимая их к своей груди. Оторванные от дома, от родных мест, заброшенные на край света, брели несчастные "мироеды" не зная куда, и зачем. И только то, что начальник заставил замерзших людей двигаться пешком, было единственным верным решением в этой ситуации, чтобы сохранить жизнь людям, отданным под его власть. Вскоре из-за туч появилось яркое солнце и на правом берегу стало немного пригревать. Люди приободрились, в глаза уже не бросалась явная усталость, да и дорога вдоль берега реки оказалась освобождённой от снега, была твёрдой и не мешала ходьбе. Через версту колонне разрешили остановиться и отдохнуть. Мужики наломали ельника, развели костры. Дав людям отдохнуть, начальник поднял их и, шагая впереди колонны, повёл своих подопечных на известное только одному ему место. Через час они вышли на довольно обширную поляну, ограниченную с одной стороны обрывом к реке, а с другой стороны высокими, вековыми елями. На поляне, ближе к лесу, в полукруг стояли три шалаша с чёрным кострищем перед ними. Начальник остановил толпу, вышел с подчинёнными на середину и, обратившись к людям, сказал довольно громким голосом: