Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

Еще более грустную картину Гадмер наблюдает в Анатолии, хотя и пытается найти наиболее живописные кадры, свидетельствующие о модернизации. Во всех городах, посещенных Гадмером, деревянные дома, грунтовые дороги и очень ограниченная экономическая активность: несколько мастерских, ремесленников, но в основном слоняющиеся без цели и работы мужчины. Анатолия в разрухе: Биленджик в руинах, Кюплю стёрт с лица земли, Афьон-Карахисар разорен, Маниса разрушена. Железная дорога между Стамбулом и Анкарой с трудом восстанавливается; многие вагоны и локомотивы, искореженные взрывами, лежат на земле. Кемаль, заснятый камерой на заседании кабинета министров, выдвигает гигантскую задачу: восстановить страну и построить современную Турцию.

В течение двух дней турецкая часть Стамбула готовится к празднику. Красные знамена со звездой и полумесяцем, плакаты, славящие национальную армию, патриотические выступления в прессе, всё готово для торжественной встречи представителя Анкары — Рефет-паши. На всем пути от дебаркадера на берегу Босфора до мечети султана Мехмета Завоевателя на противоположном конце города Рефета встречает восторженная толпа, воздавая ему должное как освободителю города, оккупированного в течение четырех лет. Рефет наслаждается этими моментами славы и огромной радости.

Ожидал ли он такой же теплой встречи от стамбульских властей? Представитель султана, великого визиря и министры — все прибыли с поздравлениями. Рефет отвечает им, тщательно подбирая слова. Он напоминает, что «спасение цитадели халифата было одной из наших важнейших задач», и просит передать свои глубокие религиозные чувства и почтение высшему духовенству халифата. Заметил ли кто-нибудь, что представитель Анкары ни словом не упомянул ни султана, ни султанат?

Рефет не тратит время даром и вскоре уточняет позицию Анкары. 22 октября, через три дня после прибытия в Стамбул, он выступает в университете и заявляет, что нация спасена не одним человеком, а идеей о национальном суверенитете. Султанат — это вся нация, добавляет он. Нам нужна не монархия, не республика, а правительство, отстаивающее национальный суверенитет, и халифат, освобожденный от властных полномочий.

Идея убрать султана, но сохранить халифат, не нова. В ходе войны за независимость дипломаты и спецслужбы неоднократно сообщали о будущей реализации этого проекта. Фрунзе, прибывший в Анатолию в начале 1922 года, отмечал: «Для турок султан не более важен, чем прошлогодний снег. Это касается не нынешнего султана Мехмета VI, а самой идеи султаната. За три года страна научилась жить без него и убедилась, что в его отсутствие мир не рухнул». Но в последние шесть месяцев слухи о близком конце правления султана разрастались. В конце сентября представитель Анкары в Стамбуле заявил французскому военному коменданту генералу Пелле о предстоящем смещении Вахидеддина и замене его правителем, избранным Национальным собранием. Через три недели спецслужбы информировали Пелле о том, что Кемаль советовался с рядом губернаторов о будущем способе управления страной и что губернатор Зонгулдака, например, предложил разделить султанат и халифат.

Почва была подготовлена. Не хватало одного: веского повода, чтобы претворить в жизнь этот амбициозный проект Кемаля, сделать этот шаг неизбежным. Кемаль знал, что такой случай представится; наиболее сложно набраться терпения и выждать.

И случай не заставил себя долго ждать. 25 октября Вахидеддин принимает французского военного коменданта и жалуется на недопустимые претензии «молодых людей из Анкары». Он изобличает явное «влияние большевиков» в выступлениях делегатов Национального собрания и критикует их концепцию национального суверенитета, что, по мнению султана, не соответствует ни социальному положению, ни традициям турецкого народа, ни религиозным законам. «Я не смирюсь с ролью римского папы… Халиф должен стоять на страже закона», — добавляет султан. Тридцать седьмой падишах утратил свою самоуверенность, его стройная фигура сгорбилась, а близорукие глаза моргали, когда он стал клянчить: «Турция для вас более важна, чем Сирия». Затем, намекая на приглашение Лондона, направленное Стамбулу и Анкаре, Вахидеддин стал просить о вмешательстве Пелле, чтобы только одна делегация, возглавляемая представителем дворца, представляла Турцию на мирной конференции. Возможно, дипломатическая осторожность Пелле вселила в султана надежду, и 29 октября великий визирь телеграфирует Мустафе Кемалю, предлагая отправить на мирную конференцию одну общую делегацию, состоящую из представителей Стамбула и Анкары.

В этот же вечер Кемаль приглашает в Чанкая Февзи и Фетхи. Во время продолжительного ужина они много говорят о мирной конференции, запланированной на 13 ноября в Лозанне. Внезапно гази произносит вещую фразу: «Час настал. Сначала мы разделим султанат и халифат, а затем упраздним султанат, доказав, что верховная власть нации принадлежит Великому национальному собранию». Обращаясь к Фетхи, он добавил: «Позаботься о том, чтобы Совет министров поддержал это единогласно». Сначала озадаченный, Фетхи быстро пришел в себя: «Завтра перед заседанием Совета министров поговорим с Рауфом, выскажем ему наши доводы. С ним обязательно надо обсудить это, ведь он — председатель Совета министров».

Рауф удивлен, его большие черные глаза утратили свой ироничный блеск: для него настали нелегкие времена. Он надеялся возглавить турецкую делегацию в Лозанне в сопровождении министра иностранных дел Юсуфа Кемаля. Но Кемаль решил отправить в Лозанну Исмет-пашу вопреки мнениям многих, в том числе и самого Рауфа. Бедный Рауф, ему следовало заподозрить, что старый друг, несмотря на обещания, не сдержит своего слова! Многие также считали, что Рауф не вполне поддерживал идею об упразднении султаната. Кемаль в своих «Воспоминаниях» отмечает, как во время одной из бесед Рауф якобы заявил о своей преданности «трону и халифату».

И всё же 30 октября Рауф поднимается на трибуну, чтобы осудить телеграмму великого визиря, и подписывает с Мустафой Кемалем, Фетхи, Али Фуадом, Аднаном, Кязымом Карабекиром и семьюдесятью пятью другими депутатами резолюцию, предлагающую упразднение неограниченной власти монарха, создание государства, управляемого Великим национальным собранием, и поддержку халифата. Около тридцати депутатов клеймят с трибуны самодержца и предателя родины — Вахидеддина. При голосовании резолюцию поддержали 132 депутата из 136. Кемаль поднимается на трибуну, но не торжествует по поводу результатов голосования. Дебаты возобновляются 1 ноября. Кемаль произносит в этот день одну из лучших своих речей. Он напоминает славные страницы турецкой истории, когда «Турция <���…> отправляла послов в Китай и <���…> принимала послов из Франции», когда было создано огромное государство в Центральной Азии, когда турки продвигались на запад, всё больше расширяя границы своих владений. Какое место занимает османский падишах в этой многовековой истории? Второстепенное. И Кемаль обращается к аудитории: «Кто согласился обречь на смерть Турцию, лишив независимости Турецкое государство и уничтожив честь и славу турецкого народа?» «Вахидеддин, Вахидеддин!» — отвечали ему слушатели. «Да, Вахидеддин, тот, кто, к несчастью, правитель, султан, падишах и халиф!» — «Да опечалится Аллах!» Заключение готово: с халифом без властных полномочий, избранным Национальным собранием, исламское турецкое государство будет счастливейшим на земле!