Николай Колибуков - Аджимушкай

Он еще не знал, чем будет командовать - полком или дивизией: Ягунов видел, как в течение нескольких дней, когда шли жаркие бои за поселок Аджимушкай, со всех направлений шли сюда ротами, взводами, небольшими группами и в одиночку бойцы и командиры из частей, прикрывавших переправу наших войск на Тамань, и Ягунов отводил им участки, позиции, и люди дрались, не помышляя об отступлении, не пугаясь вражеского окружения. Полковник проводил взглядом две автомашины и пароконную повозку, скрывшиеся в черном зеве каменоломни, прошептал: "Будем сражаться и под землей".

Об этом же думал и старший лейтенант Михаил Григорьевич Поважный. Он. находился в северной части поселка и не знал, что в километре от него, там, где маячит Царский курган, находятся советские бойцы и что незнакомый ему полковник Ягунов уже собирает силы в единый кулак. Для уточнения обстановки не хватало времени. С севера, со стороны Азовского моря, наседали немцы: они решили разделаться с "безумцами". Батальон, которым командовал Поважный, принял бой. Схватка длилась недолго. Враг вынужден был отойти.

Еще до подхода к Аджимушкаю вышел из строя командир полка майор Голядкин. Обливаясь кровью, он подозвал к себе Поважного и сказал:

- Передаю вам командование полком, приказываю не отступать... Держитесь, Михаил Григорьевич, до последнего дыхания...

Голядкина и раненого комиссара полка старшего, батальонного комиссара Евсеева унесли с поля боя. Поважный не знал, успели ли переправить их на Тамань. Теперь он во главе полка. Когда немцы отошли, Михаил Григорьевич собрал сведения о наличии людей: оказалось шестьсот человек. Через час начальник штаба лейтенант Шкода доложил: к полку "прибилось" еще свыше шестисот бойцов и командиров из других частей и соединений, кроме того, в подземелье укрывается большое количество гражданского населения.

- Это же сила! - звонко выкрикнул откуда-то появившийся молоденький большеголовый боец, одетый в морскую форму.

- Из восемьдесят третьей морской бригады? - спросил Поважный.

- Так точно, командир, из этой бригады. Да я вас знаю, товарищ старший лейтенант, вы у нас командовали батальоном. Помните, в Семиколодезях?

- Верно, командовал. Как фамилия?

- Карацуба, Леонид Карацуба,

- Будешь у меня связным.

Из дневника Михаила Григорьевича Поважного

"...Фашисты ударили по северной части Аджимушкая. Они вывели из строя нашу артиллерию. Я отдаю приказ идти в рукопашный бой. Это была жестокая схватка. Она длилась до самого вечера. Ночью я отвел людей в Малые Аджимушкайские каменоломни, выставил заставы и приказал ни в коем случае не допустить прорыва врага в каменоломни. Под землей оказалось большое количество рядового и командного состава, много гражданского населения из Керчи и прилегавших к городу поселков. Сразу приступил к формированию батальонов, штаба подземного гарнизона, учету боеприпасов, продовольствия и вооружения.

В Аджимушкай вошли немцы. В штабах вражеских частей вновь заговорили о тишине, на этот раз с сомнением, но все же говорили о ликвидации "красных безумцев", некоторые даже пробовали пиликать на губных гармошках, адъютанты спешили занять для своих командиров лучшие дома, обставить мебелью.

А под землей жил другой Аджимушкай. Малые катакомбы тянулись на несколько километров. Их значительно превышали своими размерами Центральные каменоломни. И в тех и в других - тысячи бойцов и командиров. На поверхности их разделяет огромная корытообразная лощина. Под землей они изолированы друг от друга, и штаб полковника Ягунова не знает, что совсем рядом, в шестистах метрах, старший лейтенант Поважный сформировал три батальона, как и не знал Михаил Григорьевич, что в Центральных катакомбах находится еще большее количество советских бойцов и командиров, решивших до последнего дыхания удерживать каждую пядь родной земли.

А восемнадцатилетнему Дмитрию Блохину, как и его тринадцатилетнему братишке Мише, страшно хотелось побольше скопить гранат, револьверов и винтовок, в подходящий момент уйти в катакомбы и оттуда устраивать налеты на немецкие колонны, идущие к Керченскому проливу, чтобы переправиться на Тамань. Желание подогревалось слухами о том, что будто бы из плена бежали два советских командира - Моисеев и Коваленко, они организуют партизанский отряд в поселке Третий Самострой, даже наименование отряда произносилось: "Красный Сталинград", произносилось шепотом, с замиранием сердца. К катакомбам подходили все новые подразделения и группы бойцов из арьергардных подразделений. Одни из них спускались в подземелье, другие располагались на поверхности. Так оказался у входа в Центральные каменоломни с остатками своего батальона капитан пограничных войск Виталий Васильченко. Он сурово сдвинул брови, резко бросил солдату, сказавшему ему что-то на ухо:

- Паникуешь?

Радист с простреленной рукой, подвешенной на груди поясным ремнем, облизал сухие губы, повторил:

- Совинформбюро сообщило: наши войска оставили Керченский полуостров. Не я один слышал, товарищ капитан.

Васильченко посмотрел на рацию: она была разворочена осколком.

- Еще кто слышал? - спросил он. Стоявшие вокруг бойцы наклонили головы, они не хотели повторять то, что сказал радист, - то, что слышали сами по радио... И Васильченко понял: боец правду говорит. Капитан резко повернулся и направился к главному входу в катакомбы. Навстречу из лощины выполз броневичок, открылся люк, из машины выполз окровавленный лейтенант. Он хотел что-то сказать капитану, но тут-же замертво рухнул ему под ноги.

Васильченко обратился ко мне, он хорошо знал меня по службе на границе:

- Приказываю: взять четырех солдат и на броневике разведать окраину Керчи!

Возвратился я из разведки один, пешком: броневик был разбит снарядом, а четверо моих солдат погибли.

- Сейчас пойдем в атаку, - сказал мне капитан Васильченко, выслушав мой доклад.

Вокруг было тихо. Немцы не стреляли. Из подземелья начали выходить большие группы бойцов и командиров. Васильченко строил их, призывая всыпать гитлеровцам перцу, чтобы дать понять врагу, что Керченский полуостров держится, сражается.

Это был жестокий и неудержимый бросок огромной массы людей. Суровый, с лицом, продубленным южными ветрами и жарким солнцем, Васильченко бежал впереди, держа в одной руке гранату, в другой пистолет. Вслед за ним, крича и гикая, неслись тысячи людей, потрясая кто автоматом, кто винтовкой, кто просто крепко сжатым кулаком...

Гитлеровцы были смяты, отброшены на семь километров от прибрежных высот Керченского пролива...

Гарнизон Центральных...

Камни, камни, холодные, острые. Куда ни пойдешь - камни и темнота, густая, непроглядная. Отсеки тянутся и вправо и влево. Толщина потолка огромная, местами до 25 метров. Ее чувствуют, она давит на людей, хотя по катакомбам могут свободно проходить даже колонны грузовых автомашин. Где-то ржут кони. До штаба глухо доносятся выстрелы, разрывы гранат. Это батальоны, охраняющие входы в подземелье, ведут бой с противником, пытающимся ворваться в каменоломни. Пустая затея! В Центральных каменоломнях свыше пяти тысяч вооруженных бойцов, тысячи керчан, пожелавших сражаться за родную землю.