Аркадий Кошко - Очерки уголовного мира царской России

Что бы вы думали? Так и оказалось все в точности! Этакого человека мы должны ублажать. Он охраняет наши капиталы от всякой шантрапы и пользу нам великую приносит!

Слова пьяного москвича послужили сигналом: меня тотчас же окружили, кто жал руки, кто лез целоваться. Какой-то особенно экспансивный и не менее пьяный субъект вывернул огромный бумажник и заорал:

- Может, деньги нужны? Бери без стеснениев, милый человек! Бери, сколько хошь...

Другой ввел в зал оркестр, заигравший туш. Заорали "ура!".

На шансонеток, съехавшихся со всех концов Европы, посыпался дождь сторублевых бумажек, и пошел пир горой, неудержимый, дикий, не знающий границ ни в тратах, ни в сумасбродствах, - словом, тот пир, о масштабах и размахе которого не могут иметь и не имеют хотя бы приблизительного понятия все те, кто не родился с русской душой.

Оглушенный, растроганный и в полном изнеможении вернулся я к себе в гостиницу.

На следующее утро я покинул Нижний и возвратился в Москву.

Вызвав к себе Таньку, я сказал ей:

- Ну, полно ломаться! Говори же, где Петька?

- Ой, да что вы, господин начальник, все о том же. Я говорила Уже много раз, что ничего о нем не знаю.

- Так-таки ничего не знаешь?

- Разрази меня Господь! Не сойти мне с этого места! Лопни мои глаза! Ничего не знаю!

- И глаз своих не жалеешь?

- Да, господин начальник, пусть лопнут, ежели вру!

Я, не торопясь, вынул из кармана бриллиант, развернул бумажку и издали показал его ей.

- А это видела?

Танька вспыхнула и прошептала: "Видела".

Я взял мою записочку с ее надписью на обороте.

- А это видела?

- Я писала, - чуть слышно прошептала Танька.

- То-то и оно!... А говоришь - "лопни мои глаза"! Ведь записочку то я тебе послал, я же и ответ твой из рубашки расшил!

Эх ты, Танька, Танька! Сама же своего Петьку выдала!

С Танькой сделалась форменная истерика.

Возвращая похищенные вещи княгине Шаховской-Глебовой-Стрешневой, я заметил в ней не только радость, но и немалое смущение.

- Господи, как это ужасно! А я-то заподозрила этого честнейшего и ни в чем не повинного человека! Как взгляну я теперь ему в глаза?

Как взглянула княгиня в глаза своему верному французу - мне неизвестно. Но образ этого рыцаря надолго запечатлелся в моей памяти.

Ваську Смыслова Московская сыскная полиция знала прекрасно.

Он уже несколько раз нами арестовывался за мелкие кражи; но, отбыв тюремное наказание, снова принимался за свое "ремесло".

Как- то дня через два после довольно значительной кражи в одной из квартир на Поварском, кражи, еще не раскрытой, вдруг раздается звонок по моему служебному телефону. Я подхожу:

- Алло! Кто говорит?

- Это вы, господин начальник?

- Я.

- Желаю вам здоровьица, с вами Васька Смыслов говорит.

- Здравствуй, Васька, что скажешь?

- А ваши-то дураки третьева дня опять меня прозевали!

- Ну-у?! Врешь!...

- Ей-Богу! Ведь на Поварском-то моя работа!

- Ну, что же? Везет тебе, Васька, но только смотри, не попадись!

- Ну уж нет, господин начальник, теперь мы наловчившись, не поймают, шалишь!

- Ох, Васька, смотри не бахвалься!

- Будьте без сумления, не попадусь!

И Васька повесил трубку.

Смыслов был жизнерадостным малым с хитринкой и, как ни странно, с большим добродушием. Он, видимо, не лишен был и юмора и, чувствуя весь комизм моего положения, принялся с этого дня звонить мне всякий раз после удачно совершенной кражи. Стянув благополучно в одном из ювелирных магазинов на Кузнецком мосту несколько часов, при помощи выдавленного стекла в витрине.

Васька звонил:

- А это опять я, господин начальник! Что, чисто сработано на Кузнецком?

- Да что и говорить, молодец! Комар носа не подточит...

- То-то и оно, а вы говорите - поймаете, да ни в жисть!

- Поживем, Васька, увидим!

- Да и смотреть нечего! сказал, не поймаете.

Сделав паузу, Васька продолжал:

- А вот что я вам скажу, господин Кошкин, подготовляю я здесь дельце покрупнее, как сработаю, беспременно вам позвоню.

- Ох, Васька, лучше не звони, дразнишь ты меня!...

Васька хихикнул в трубку от удовольствия:

- Ничего, господин начальник, уж вы потерпите, это вам пользительно!...

И Васька дал отбой.

Создавшееся глупое положение начинало меня изводить. Я был уверен, что Васька сдержит обещание, и решил принять меры.

Мною было отдано следующее распоряжение: лишь только я тремя долгими звонками позвоню из своего кабинета в дежурную комнату, дежурный чиновник немедленно должен броситься к одному из свободных телефонов и тотчас же справиться на центральной станции о номере, разговаривающем в данный момент с начальником сыскной полиции. В это же время на другого чиновника возлагалась задача раскрыть имеющийся при полиции порядковый регистратор телефонных номеров с указаниями против каждого номера адреса абонента. Третий же чиновник с двумя агентами должен будет в это время одеваться и, получив адрес от первых двух, немедленно мчаться на дежурном автомобиле к указанному месту.

Двое суток мы ждали Васькиного звонка. Наконец, на третий день меня кто-то вызвал по телефону, и, подойдя к аппарату, я услышал Васькин голос. Держа трубку в правой руке, левой я нажал электрическую кнопку на письменном столе и дал три долгих звонка.

Теперь вся задача сводилась к тому, чтобы в течение известного времени занять Ваську достаточно интересным для него разговором, не возбуждая при этом его подозрения.

Васька начал, как всегда:

- Я обещался позвонить вам, господин начальник, вот и звоню.

- Скажи, Васька, а как ты не боишься мне звонить? Вдруг я узнаю, откуда ты звонишь и по номеру телефона открою твое местожительство.

Васька выразительно свистнул:

- Не на такого напали. Что я за дурак, что стану звонить вам от родных или знакомых. В Москве, слава те Господи, телефонов в любом подъезде, а Москва-матушка велика. Подите-ка, ищите!...

- Да ты, я вижу, Васька, башковит!

- Ничего-с, Господь головой нас не обидел. А ночью нынче мы опять поработали, на Мясницкой. Чай, слышали? Да только взяли самую малость!

- Нашел чем хвастать! Великое дело, подумаешь! А вот слышал ты, что этой же ночью было на Тверской?

- Нет, не слыхал, а что, господин начальник? - и в голосе Васьки зазвучало любопытство.

- То-то и оно, что ты, Васька, на мелочи размениваешься, а настоящего дела и не видишь!

- Да что же такое? Скажите ж!

- А то, что на Тверской ювелирный магазин дочиста обобрали.

- Да ну-у?!

- Вот тебе и да ну-у...

- И много взяли, господин начальник?

- Да, говорят, тысяч на триста.

- Ишь, черти... - И в голосе Васьки послышалась зависть.

- А как ты полагаешь, Васька, чьих рук дело?

Васька подумал и сказал:

- Не кто другой, как Сережка Кривой.