Павел Фокин - Чехов без глянца

мощности. Я вспомнила, что в этом же отеле жи­ли знакомые русские студенты — два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама по­шла колоть лед, чтобы положить на сердце умира­ющему. Я слышу, как сейчас среди давящей тиши­ны июльской мучительно душной ночи звук удаля­ющихся шагов по скрипучему песку...

Лев Львович Рабенек:

Б ночь на 2/15 июля мы с братом спали крепким сном, вернувшись поздно вечером после большой экскурсии по горам. Сквозь сон я вдрут услышал сильный стук и голос Ольги Леонардовны, которая звала меня. Вскочив с кровати и подбежав к двери, я увидел ее взволнованное лицо. Она была в капот [20] Я умираю... (неч.) :. — Очень прошу вас, голубчик, одеться поскорее и сбегать за доктором, — Антону плохо. Я сейчас же наскоро оделся и побежал к доктору, который жил в минутах го ходьбы от гостиницы. Ночь была теплая, мягкая, в доме у доктора все спа­ли с открытыми окнами. Доктор, услыхав звонок у калитки из своей спальни, спросил: «Кто там?» Я ему прокричал, что прибежал по поручению «фрау Чехов» и что мужу ее плохо. Доктор сейчас же за­жег свет в своей комнате, подошел к окну и сказал мне, что будет через несколько минут в гостинице, и просил меня по дороге в отель взять в аптеке со­суд с кислородом. Я от доктора побежал к аптека­рю, разбудил и его и получил от него требуемый кислород.

Ольга Леопардовна Книппер-Чехова:

Пришел доктор. <...> Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe...»*

Доктор Шверер. В передаче Г. В. Ио/ьюса:

Когда я подошел к нему, он спокойно встретил ме­ня словами: «Скоро, доктор, умру». Я велел прине­сти новый баллон с кислородом. Чехов остановил меня: «Не надо уже больше. Прежде, чем его при­несут, я буду мертв».

Лев Львович Рабенек:

Когда я вернулся в отель, доктор был уже в ком­нате Антона Павловича. Я вошел в нее и передал ему кислород. Антон Павлович сидел на постели, подпертый подушками и поддерживаемый Ольгой Леонардовной; он тяжело, с трудом дышал. Док­тор стал дават ь ему кислород. Через несколько ми­нут доктор шепотом попросил меня спуститься вниз к швейцару и принести бутылку шампанско­го и бокал. Я снова исчез и вернулся через некото­рое время с бутылкой шампанского. Доктор налил почти полный бокал и дал его Антону Павловичу выпить. Антон Павлович с радостью взял бокал шампанского, улыбнулся своей милой улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского», и по-моло­децки опорожнил бокал. Доктор принял от него пустой бокал, передал его мне, я поставил его на стол рядом с бутылкой.

В тот самый момент, когда я ставил на стол бокал, повернувшись спиной к Антону Павловичу, послы­шался какой-то странный звук, исходящий из его горла, что-то похожее, что происходит в водяном кране, когда в него попадает воздух, — заклокота­ло что-то. Когда я повернулся, то увидел, что Ан­тон Павлович, поддерживаемый Ольгой Леонар­довной, перелег на бок и тихонько опускается на свои подушки. Мне показалось, что ему захоте­лось прилечь после тяжелого приступа дыхания. В комнате было тихо, никто не говорил, а прите­ненный свет лампы придавал обстановке жуткое 493

впечатление. Доктор не отходил от Антона Пав­ловича и молча держал его за руку. Мне не прихо­дило в голову, что он следит все время за пуль­сом. Прошло несколько минут полного молчания, и мне казалось (я был так далек от мысли возмож­ной смерти Чехова), что теперь все, слава Богу, ус­покоилось и пережитые волнения уже являются делом прошлого.

Григорий Борисович Иоллос. Из письма В. М. Собо­левскому. BadeueeiLiep. 5 июля 1904 г.: Последние его слова были: «Умираю», и потом еще тише, по-немецки, к доктору: «Ich sterbe»... Пульс становился все тише... Умирающий сидел в постели, согнувшись и подпертый подушками, потом вдруг склонился на бок, — и без вздоха, без видимого внешнего знака, жизнь останови­лась. Необыкновенно довольное, почти счастли­вое выражение появилось на сразу помолодевшем лице.

Лев Львович Рабенек:

В это время доктор тихо опустил руку Антона Пав- ловича, отошел от него, приблизился ко мне (я стоял в ногах кровати), отвел меня в глубь комна­ты и вполголоса сказал:

— Alles ist zu Ende, Herr Tschechoff ist gestorben, wollen Sie bitte das der Frau Tschechoff mitteilen! [21] Всс кончено, г-н Чехов скончался, будьте добры сказать об этом r-жс Чеховой! (нам.) Я был поражен и мог только вымолвить:

— 1st das wahr Herr Doktor?

— Leider. Ja! [22] — Неужели это так. господин доктор? ( мам.) — К сожалению, да! (нам.) — ответил он, сам, видимо, превоз­могая свое волнение и глубоко переживая проис­шедшее.

Весь наш этот разговор велся полушепотом. Ольга Леонардовна не обращала на нас внимания и продол­жала лежать поперек своей кровати, все еще поддер­живая Антона Павловича, не догадываясь, что все уже кончено. Я тихонько подошел к ней. тронул ее за плечо и сделал знак, чтобы она поднялась. Она осто­рожно освободила свои руки из-под спины Антона Павловича, поднялась и подошла ко мне. Я. с трудом удержив;ш свои внутренние переживания, полушепо­том сказал ей: «Ольга Леонардовна, голубушка моя, доктор сказал, что Антон Павлович скончался»... Бедная Ольга Леонардовна в первую минуту как бы окаменела, таким страшным и неожиданным ока­зался удар, а затем в каком-то исступлении наброси­лась на доктора, схватила его за воротник пиджака, начала его грясти что есть сил и сквозь слезы по­вторяла по-немецки:

— Doktor es ist nicht wahr, sagen Sie doch Doktor, dass ist nicht wahr!

С большим трудом нам с доктором удалось мало-по- малу ее успокоить и привести в себя. Доктор оста­вался еще какое-то время в комнате, затем, ухода и сознавая, как Ольга Леонардовна тяжко принима­ет смерть своего мужа, просил меня убрать со стола все острые вещи, наподобие ножей, и не оставлять ее одну, а побыть с ней вместе до утра. Рано утром он обещал вернуться со своей женой и увезти Ольгу- Леонардовну к себе домой, пока покойник не будет вымыт и одет.

Григорий Борисович Иоллос. Из письма редактору газеты •<���Русские ведомости» В. М. Соболевскому. Баден- вейлер, j июля 1904 г.:

Сквозь широко раскрытое окно веяло свежестью и запахом сена, над лесом показывалась заря. Кру-

■ Доктор, это неправда, доктор, скажите, что это неправда! (ш-м.) 495

гом ни звука — маленький курорт спал; врач ушел, в доме стояла мертвая тишина; только пение птиц доносилось в комнату, где, склонившись на бок, от­дыхал от трудов замечательный человек и работник, склонившись на плечо женщины, которая покрыва­ла его слезами и поцелуями.