Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

— Она меня доконает.

Поговорив с Александрой Львовной, я пошел к Л. Н. на его балкон, где мы стали играть в шахматы. Среди партии Александра Львовна позвала меня и попросила меня передать Черткову письмо, в котором она умоляет его сейчас же отправить дневники в Англию.

Я вернулся назад к Л.H., он спросил меня:

— Что там случилось?

Я сказал, что Александра Львовна дала мне письмо для Владимира Григорьевича. Вошла Александра Львовна. Л. Н. сказал ей:

— То, о чем мы с тобой говорили, можно вымарать.

Александра Львовна только рукой махнула.

Я проиграл Л. Н. партию и простился, так как спешил к поезду. Александра Львовна проводила меня до деревни (я вел лошадь в поводу). Она в отчаянии, говорит, что все бросит, что она измучилась, что она пошла на страшные жертвы для этого дела и что если все рухнет, то ее положение будет совершенно невыносимо.

Вернувшись в Телятенки, я застал Черткова еще до отъезда его в Ясную и передал ему письмо Александры Львовны. Он отнесся ко всему происшедшему довольно спокойно и сказал, что предвидел это. Он просил меня привезти из Москвы дневники. Чертков поехал в Ясную, а я уехал в Москву, не дождавшись его возвращения.

2 июля, 9 час. вечера. Сижу в Москве, взял из банка и везу дневники. С ужасом думаю о том, что делается в Ясной и что будет с дневниками.

3 июля. Приехал я из Москвы утром. Оказывается, вчера у Владимира Григорьевича был разговор с Софьей Андреевной. Он был у Л. Н. в кабинете, и тут же была Александра Львовна. Среди разговора Александра Львовна вышла на балкон и увидела Софью Андреевну, которая стояла на балконе без башмаков и подслушивала. Замечательно, что она же потом упрекала Александру Львовну в шпионстве.

Софья Андреевна вошла в кабинет и сказала:

— Что у вас тут за конспирация? Я все слышала.

Владимир Григорьевич сказал ей:

— Никакой нет конспирации. Мы и не думали делать из нашего разговора тайны. Все, что мы говорили, мы можем сказать в вашем присутствии. Вы же сами не хотите со мной говорить.

Софья Андреевна стала просить, чтобы Владимир Григорьевич дал ей расписку в том, что возвратит дневники. Владимир Григорьевич сказал, что ей он ничего дать не может, так как ничего от нее не получал. Если Л. Н. ничего не имеет против, то он может такую записку дать ему. И он написал приблизительно следующее: «Дорогой Лев Николаевич, по просьбе вашей я возвращу вам ваши дневники, сделав в них предварительно те исключения, которые вы мне поручили сделать».

Софья Андреевна стала требовать, чтобы и Л. Н. написал ей какую‑то расписку.

Л. Н. даже рассердился и сказал:

— Что ты, Соня, стану я тебе, твой муж, давать какие‑то расписки?!

Приехал Лев Львович, которого Владимир Григорьевич просил — какие бы он к нему ни питал чувства — ради Л. Н. не настраивать против него мать. Лев Львович пока довольно миролюбив.

2–го перед вечером к Толстым приезжала старуха Черткова с Владимиром Григорьевичем. Она говорила Софье Андреевне, что не верит в нервные болезни и что у большинства истерических женщин, которых она знала, это была просто распущенность.

2–го днем Софья Андреевна была в гостях у нас. Разумеется, бранила Черткова, никому не давала возразить ни слова, и возводила на него обвинения, в которых нет ни слова правды. Визит ее был очень тяжел, и я очень рад, что он произошел в мое отсутствие.

Нынче на рассвете был пожар в Овсянникове. Сгорели дома Марии Александровны и Горбуновых. Иван Иванович и Мария Александровна ночевали в Ясной. Все имущество Марии Александровны сгорело. И даже сгорела Шавочка, калека — собачка, которую она приютила у себя. Главное же, истлели в железном сундучке все рукописи. Она тридцать лет переписывала все, что писал Л.H., — всегда в более ранней, иногда лучшей, редакции. Кроме того, много писем Л. Н. к ней, нигде не переписанных, погибли безвозвратно. У Горбуновых все спасли.

Марии Александровне о пожаре рассказала Александра Львовна. Мария Александровна сильно рыдала и поехала сейчас же в Овсянниково. Она дала Филе, который ее вез, пятиалтынный и, когда он стал отказываться, сказала, что это все равно последний. У нее в огне сгорели 12–13 рублей — все ее деньги.

Когда мы вечером с Владимиром Григорьевичем приехали в Ясную, Л. Н. был у себя. Владимир Григорьевич прошел прямо к нему, а меня задержала в столовой Софья Андреевна. Она как будто мне обрадовалась, называла — «голубчик Александр Борисович», справлялась о здоровье. Тут же был Лев Львович, который среди нашего разговора пошел к Л. Н.; скоро и я туда вошел. Л. Н. сказал мне:

— Что же вы так поздно? Ну, как съездили? А мы знаем ваш секрет, что вы к доктору ездили.

— Я вам, Л.H., перед отъездом сказал, что буду в Москве у доктора.

— А я плох. Здоровье лучше, а работать ничего не могу, и собой очень недоволен.

Л. Н. с Владимиром Григорьевичем говорили о некоторых письмах, которые Владимир Григорьевич писал по — английски по поручению Л.H., между прочим, одно Бутсу, главному руководителю «Армии Спасения».

Л. Н. ездил днем к Марии Александровне и рассказывал, что она уже справилась со своим горем и совершенно спокойна.

Пошли в столовую, играли в шахматы. Л. Н. был вял и плохо играл. За чаем Л. Н. сказал мне:

— Я стал читать письма Пушкина. Мне это очень интересно. Многих, о ком говорится и кому он писал, я хорошо знал, например, Вяземского. Назовите еще кого‑нибудь, — сказал он.

Я спросил про Плетнева.

— Как же, я хорошо его помню. Он ко мне был очень ласков.

4 июля. Когда я приехал, и опять поздно, за столом в ремингтонной сидели: Мария Александровна, Александра Львовна, Варвара Михайловна и Николаева. Они рассказали мне, что главный сверток с «приданым» Марии Александровны, которое Александра Львовна купила в Туле (Александра Львовна купила Марии Александровне разных вещей, т. к. у нее все сгорело), пропал по дороге, и Адриан поехал назад в Тулу его искать. Как раз в это время снизу прибежала Софья Андреевна и сказала, что потерянный узел нашел и привез какой‑то мужик из Коровьих Хвостов.

Я пошел к Л. Н. У него сидел Лев Львович.

— Наконец‑то! — сказал Л. Н, увидав меня. — Отчего так поздно?

Я сказал Л.H., что вещи Марии Александровны нашлись. Он очень обрадовался и пошел вниз посмотреть на мужика, который их привез. Оказывается, мужик нашел их в Туле у Ивановых на дворе: они валялись подле его телеги. Ему дали два рубля.

Софья Андреевна предложила Марии Александровне переселиться в Ясную, но она отказалась.

Играли в шахматы. Я играл очень плохо и проиграл две партии. Л. Н. это было приятно.

Пили чай. Л. Н. все время какой‑то вялый: у него на душе, очевидно, очень тяжело. Я поиграл на фортепиано, кажется, довольно хорошо, но, как обычно в последнее время, никого не тронул.