Михаил Павловский - На островах

[21]

— А кто сказал, что здесь будет всегда тихо? Фронт может переброситься и на острова. Ясно?

На некоторое время воцарилось молчание. Потом раздалось сразу несколько голосов.

— Лихо.

— Доходчиво!

— Неужто и сюда заявится немец?

Копнов тоже выдержал паузу. А потом опять заговорил с обычной своей убежденностью:

— Враг, конечно, попытается захватить архипелаг. Вот тогда и навоюетесь вдоволь…

Бойцы молча разошлись по своим работам.

— Заглянем-ка, Петрович, к комбату, — предложил Лаврентий Егорович. — Сдается мне, такое настроение у людей неспроста.

Командир батальона еще не вернулся из отпуска. Его замещал капитан Еремин. Он попытался объяснить медленные темпы работы усталостью личного состава.

— Ну а если откровенно, капитан? — обратился к нему Копнов. — Нет ли иной причины?

Капитан подумал, шумно вздохнул:

— Может, и есть.

— Выкладывай.

— Не моя это работа — землю копать. Я кавалерист, мне конь нужен да клинок. Мое дело — врага рубить, а лопата мне не с руки.

Мы переглянулись. Коли командир рассуждает так, чего же спрашивать с подчиненных?

— Эх, Еремин, Еремин! — покачал головой Копнов. — Неужели тебе, командиру, да еще кадровому, объяснять, где сейчас твое место?

Капитан пытался оправдываться.

— Да я же… Сердцем, душой…

— Слышал, Павловский: у него — сердце, душа! А у других ничего такого не водится? Вот что, — сразу построжал Копнов, — дух из тебя вон, но строительные работы заверши в срок!

— А если тем временем немец Таллин возьмет?

— Таллин не последний город в Советском Союзе. Сдадим его, станем драться на других рубежах. А возможно, и здесь, на этой земле. Так просто, за здорово

[22]

живешь, архипелаг не отдадим. Продержаться на островах надо как можно дольше. Ясно?

Капитан согласно кивнул головой. Копнов дружески шлепнул его по спине:

— Таким ты мне больше нравишься, Еремин.

— Вы бы к нам почаще заглядывали, товарищ батальонный комиссар, — улыбнулся капитан. — Мы тут на отшибе и всякое, знаете, в голову лезет.

— А ты это «всякое» отгоняй прочь. И хоть бьют нас, крепко бьют, в кровь бьют, тверди: «Врешь, не возьмешь. Все равно победим. Не можем не победить». Наше дело правое, силы у нас есть, а будет еще больше. В это-то ты веришь?

— А как же иначе? — горячо воскликнул капитан.

— Ну и отлично. А теперь бывай. Просьбу твою уважим, станем почаще присылать к вам работников из политотдела…

От Еремина мы опять вернулись в Курессаре. Там в штабе я неожиданно встретил разведчиков Куйста и Фомина. Ребята с понурым видом сидели у дверей кабинета Охтинского. Измазанные, небритые. Фомин поддерживал забинтованную руку. На повязке выступило красное пятно.

Куйст и Фомин были оставлены на материке, первый — в ударной группе лейтенанта Б. Егорова, второй — в сводном морском отряде. Я имел все основания удивляться внезапному их появлению в Курессаре.

— А мы всего минут десять здесь, — ответил Куйст. — Прямо из-под Виртсу. Немцы захватили город.

Слух об этом уже дошел до нас. Но мне хотелось знать подробности.

— С ходу заняли, — сказал Фомин. — Роту прикрытия выбили быстро. Да и что она могла сделать! У немцев большие силы. Танков много. Правда, в самом городе их не было видно. Встретили юго-восточнее Виртсу. Кажись, чешут прямо на Таллин.

— Что стало с отрядом Егорова и моряками?

Разведчики нахмурились.

[23]

— Кто их знает, — промолвил Куйст. — Стояли мы в хуторке, все было спокойно, а ночью вдруг ворвались мотоциклисты, потом танки. Такая неразбериха началась!.. Мне удалось добраться до леса. Там переждал до рассвета. Потом стал пробираться к побережью.

— Вот что, — перебил я разведчика, — пойдемте к Охтинскому.

У Алексея Ивановича было полно народу. Что-то обсуждали. Дым от папирос стоял коромыслом.

— А, Павловский!.. Легок на помине, — встретил Охтинский. — Как раз нужен. Что-нибудь новое есть?..

— Есть, Алексей Иванович, — я посторонился, пропуская вперед Куйста и Фомина. — Вот они были под Виртсу.

— Давайте сюда, — пригласил разведчиков военком Дорофеев. — Садитесь и рассказывайте, что там.

— Мало хорошего, — произнес Куйст, присаживаясь рядом с бригадным комиссаром.

Он кратко рассказал о том, что видел под Виртсу.

— Про танки, про танки подробнее, — просил Охтинский. — Сколько их, где, какие?

— Сколько не знаю, — ответил Куйст, — а встретил их на дороге, километрах в тридцати северо-восточнее Виртсу. Там они… Гусеницами беженцев давили. Страшно смотреть было.

Наступило молчание.

— Да-а, — тяжело вздохнул Дорофеев, — вот оно какое лицо фашизма!.. Бомбежки мирных городов… гусеницами танков женщин и детей перемалывают…

Дальше Куйст поведал все по порядку.

…Вначале он шел один. Напрямик через леса и болота, держа путь на Виртсу. Хутора обходил стороной, потому что кое-где уже хозяйничали молодчики из местных профашистов. Под вечер добрался до леска, тянувшегося вдоль дороги, и присел отдохнуть. Здесь повстречал Фомина. Покурили, потолковали и только поднялись на ноги, чтобы продолжать путь вдвоем, как увидели беженцев: женщин, стариков, детей. Впереди — несколько машин с ранеными красноармейцами.

[24]

— Как бы они на немцев не напоролись, — заметил Фомин. — Надо предупредить.

— Не к чему, — возразил Куйст, — этих не тронут…

И только разведчики вышли к опушке леска, как вдалеке раздался глухой рокот. Он быстро нарастал. Через несколько минут из-за пригорка, лязгая гусеницами, выскочили танки. Не сбавляя скорости, они мчались на беженцев. Те остановились.

— Нужно увести людей в лес, — крикнул Фомин. — Подавят же их, подавят!

Бойцы бросились к дороге, но опоздали. Головная машина уже настигла задних…

У Куйста сорвался голос.

— Я почему-то думал, что танки свернут, — продолжал он. — Но они врезались в людей, смяли их, потом догнали машины с ранеными и тоже раздавили… Одна женщина совсем обезумела и бежала впереди танка. На руках у нее был ребенок. Танк прибавил ходу. Женщина упала, ребенок отлетел в сторону. Это уже совсем недалеко от нас происходило. Женщина попыталась встать на ноги. Не смогла. Потянулась руками к ребенку, позвала его. Девочка сидела в пыли и плакала. То ли ушиблась, то ли испугалась. И вдруг около нее оказался Фомин. Он метнул в танк гранату, подхватил ребенка и подался в лес. Вслед ему хлестнула пулеметная очередь…

До темноты разведчики прятались в лесу. Девочка плакала, звала мать.

— Может, жива она? — не вытерпел Фомин. — Идем посмотрим.

Куйст согласился. Он не видел, подмял ли под себя танк ту женщину или нет: пулеметная очередь заставила его броситься ничком на землю…

Дорога в призрачно-холодном свете белой ночи выглядела жутко. На обочинах и в кюветах лежали раздавленные танками люди. Разбитые грузовики валялись вверх колесами. Тускло мерцали осколки стекол, выбитых из кабин. Глухо и тревожно гудели вершины редких придорожных сосен.