Владимир Лесин - Атаман Платов

8 января 1813 года:

«…Вы собственным Вашим лицом и вообще все Донское Войско много участвуете в славе истребления врагов и в спасении Отечества. Заслуги Ваши и подвиги казацких войск пребудут незабвенны. Имя их сделалось страшно неприятелю…»

М. И. Кутузов — М. И. Платову,

17 января 1813 года:

«Милостивый государь мой граф Матвей Иванович!

Почтение мое к Войску Донскому и благодарность к подвигам его в течение кампании 1812 года, которые были главнейшею причиною к истреблению неприятеля, лишенного вскорости всей кавалерии и артиллерийских лошадей, следовательно, и орудий… Сия благодарность пребудет в сердце моем, дондеже угодно будет Богу призвать меня к себе. Сие чувствование завещаю я и потомству моему. От всемилостивейшего государя готовится войску грамота, достойная заслуг его.

Я в полной надежде, что мужественные донцы помогут нам свершить со славою поприще, начатое нами с таким блеском. Бог будет нам помощник!

Остаюсь с сердечною преданностью Вашего Сиятельства милостивого государя моего и прочее…

К[нязь] Смоленский».

Так был оценен вклад казаков в дело истребления неприятеля на дорогах России. Можно ли сказать лучше? Пожалуй. Вот что написал об этом один из первых летописцев войны А. И. Михайловский-Данилевский:

«Самою блистательною страницею в летописях Донского Войска навсегда пребудет его преследование неприятелей, совершенное под начальством графа Платова, безостановочно, в позднее время года, от Малоярославца до Ковно. На этом пути полки, лично предводимые знаменитым атаманом, взяли более 500 орудий, несметные обозы, 50 000 человек, в том числе 8 генералов, 13 полковников и с лишком 1000 штаб- и обер-офицеров. Смело можно утверждать, что никакое другое войско, кроме Донского, не в состоянии было исполнить такой подвиг, не имевши во время полуторамесячного преследования ни одного дня роздыха и не получая продовольствия, которое казаки должны были находить сами для себя».

Некоторые историки ставили под сомнение приведенные данные, как «завышенные». Можно было преувеличить количество убитых французов, ибо их никто никогда не считал. Но пленных и трофеи, как мы уже говорили, обычно сдавали под расписку, если не оставляли для конвоирования крестьянам или армейским частям, следовавшим за корпусом Платова. Так что цифра 50 тысяч скорее представляется заниженной. Не случайно позднее ее довели до 70 тысяч.

«Немного пьянюга», генерал, «не сведущий в командовании регулярными войсками», не умеющий «употреблять пехоту», и т. д. — как порой с пренебрежением отзывались об атамане, Платов за время войны приобрел такую славу, какой хватило бы и на десяток полководцев. Это не давало покоя многим современникам. Не был исключением и Ермолов. Вот какую характеристику дал он атаману и его действиям на этапе изгнания французов из России:

«Хитрый Платов ловким образом воспользовался бегством и слабостью неприятеля. Все успехи он приобрел малыми пожертвованиями: действуя отдельно, без участия прочих войск, не имея беспокойных свидетелей. Окружавшие его чиновники щедро награждены были за разглашения, с пользою его согласующиеся. Ничто не останавливало бегства неприятеля, преодоление препятствий приобреталось гибелью тысяч несчастных, и Платов по следам их, как вихрь, пронесся к границам. Кампанию 1812 года он окончил с блеском и славою: дано достоинство графа, возданы разные почести. Войска Донского уважены заслуги, и казаки сделались удивлением Европы. Рассуждая беспристрастно, надобно удивиться, как малыми напряжениями, как слабыми усилиями приобретена сия слава, и легко весьма постигнуть, как не трудно было принести большие степени пользы».

Кое в чем Ермолов был прав: Платов и в правду «действовал отдельно, без участия прочих войск». Главная армия Кутузова находилась далеко, ее авангард под командованием Милорадовича отставал от него минимум на два марша, да и сам Алексей Петрович так и не догнал корпус Матвея Ивановича до самой Березины, а за рекой казаки снова убежали от всех и добивали французов сами по себе, потому и удивили всю Европу своими подвигами.

Что же касается «малых пожертвований», то тут Алексей Петрович явно хватил через край, хотя потери казаков убитыми и ранеными действительно были невелики. Но многие отстали из-за изнурения лошадей, «ознобления ног» и болезней. Даже в лучших донских полках насчитывалось лишь по 150 человек. Прося Кутузова дать время для «роздыха», Платов вместе с тем заверял, что готов свято исполнить все повеления главнокомандующего и оправдать его доверие.

От великого до смешного только шаг. Армия Наполеона перестала существовать. О господстве над миром нельзя было даже мечтать — удержать бы под своим контролем уже завоеванные страны Европы. Ради этого и спешил император французов в Париж. А потому переход русских войск через границу был предопределен. К тому же именно теперь перед Александром I открылась реальная перспектива осуществить свою заветную мечту — прибрать к рукам Польшу. Имелись у него и планы относительно будущего раздела Германии. Естественно, все эти проекты пока скрывались от потенциальных союзников — Австрии и Пруссии.

Русская армия пришла в изнурение, растянулась, численность ее «приметно уменьшилась», обозы с провиантом, боеприпасами и обмундированием отстали. Она нуждалась в отдыхе и пополнении резервами. Учитывая все эти обстоятельства, Кутузов принял решение остановиться, о чем и сообщил Александру I.

Свое решение Кутузов мотивировал тем, что именно Главная армия, бывшая «в беспрестанном движении… на пространстве почти в одну тысячу верст… делая форсированные марши и находясь почти день и ночь то в арьергарде», то в преследовании «бегущего неприятеля», больше всех нуждалась в отдыхе.

По утверждению историка П. А. Жилина, М. И. Кутузов предоставил передышку той части армии, которая «вынесла на себе основную тяжесть борьбы с противником», пройдя путь «от Тарутина до Вильно».

Главная армия действительно прошла путь от Тарутина до Вильно, но в боях под Малоярославцем, Вязьмой, Красным и на Березине основные ее силы не участвовали. А казаки с 13 октября по 2 декабря постоянно были в погоне за неприятелем и непрерывных атаках, за исключением, пожалуй, двух дней, когда Платов пировал по случаю получения высокой царской награды и упустил возможность «заарканить» маршала Нея. Но им отдых не полагался.

Уже 2 декабря, то есть в день освобождения Ковно, корпус Платова получил предписание «следовать за неприятелем до самой Вислы». И это при том, что в лучших его полках насчитывалось не более «полтораста человек на таких лошадях, кои могут еще, хотя и с трудностью, действовать». Все прочие по разным причинам отстали.