Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания

В это лето 1977 года Рем Хохлов, ректор МГУ и вице-президент Академии, пригласил меня с собой в горы. Меня в это время интересовали вопросы распространения мощного лазерного луча в атмосфере, и он предложил организовать в горах полигон. Я поехать не смог — надо было достроить дом для детей. Сижу, заколачиваю гвозди. Приезжает посланец от Анатолия Петровича Александрова и сообщает печальную весть: в горах погиб Рем Хохлов. Меня срочно вызывают в Москву к зав. отделом науки С. П. Трапезникову, приятелю Л. И. Брежнева. С. П. Трапезников сообщил, что есть решение назначить меня вице-президентом Академии наук. Это была моя единственная встреча с ним. Он попросил привезти ему электробритву на батарейке из-за границы. Других поручений не было.

А. П. был не особенно рад моему назначению, он считал, что у меня и так в Институте дел достаточно. Кроме того, у него существовала собственная кадровая политика, и своих сотрудников он продвигал весьма избирательно. Но дело было сделано, а кому я обязан — до сих пор не знаю. Безумной радости я не испытывал — действительно, интересных дел было по горло. Назначили меня исполняющим обязанности, а через полгода избрали вице-президентом. Я проработал им 20 лет, не прекращая своей основной работы в Институте.

К концу жизни Мстислав Всеволодович Келдыш устал и разочаровался во многих мегапроектах. Встал вопрос о его замене. Первым вице-президентом был В. А. Котельников, вторым — по табелю о рангах — А. А. Логунов. Ни тот, ни другой в качестве президента и вице-президента у меня энтузиазма не вызывали. Надо сказать, что в те времена за развитие науки в стране отвечала Академия. Отдел науки ЦК исполнял скорее идеологические функции. Реальным же её двигателем был оборонный отдел и ВПК (военно-промышленная комиссия). ГКНТ (государственный комитет по науке и технике) при этом присутствовал, но так и не превратился в действительный центр. Поэтому личность президента АН и его отношения с властью играли ключевую роль как в развитии «чистой», так и прикладной науки. К счастью, тогда никто не интересовался схоластическими спорами о фундаментальной и прикладной науке.

Посоветовавшись с институтской общественностью, я отправился к А. П. Кириленко агитировать его за кандидатуру А. П. Александрова на пост президента Академии наук. Разговор был очень заинтересованный и детальный. А. П. Кириленко интересовался и научной стороной, и отношением к этому вопросу академической общественности, и международными аспектами. Он был в это время, как я уже говорил, вторым человеком в партии и всё ещё вполне вменяемым. На самом деле руководство — и Л. И. Брежнев, и Д. Ф. Устинов, и Ю. В. Андропов — были прекрасно осведомлены о личности и деятельности А. П., поэтому я не знаю, сыграл ли мой визит какую-то роль в этом деле. Однако ушёл я в полной уверенности, что вопрос решён положительно.

Незадолго до общего собрания ко мне в Пахру приехали В. А. Котельников с А. А. Логуновым. Не сомневаясь в своём избрании на должности президента и вице-президента АН (соответственно), они хотели познакомиться с работами по лазерному оружию, так как собрались развивать аналогичную программу по ускорительному оружию в Институте высоких энергий в Протвино (идея, на мой взгляд, довольно бессмысленная, но об этом позже). Но я уже тогда знал, кто будет президентом…

Позже с А. А. Логуновым у меня не раз возникали конфликты. Например, он твёрдо встал в оппозицию работам Г. И. Будкера (г. Новосибирск) по масштабному развитию техники встречных пучков, заявив, что это возможно только после окончания ускорительного комплекса в Протвино. Поскольку этот комплекс не только не построен до сих пор, но и вообще это вряд ли когда-нибудь случится, последствия такого решения очевидны. При этом, к несчастью для Г. И. Будкера, стареющий М. А. Лаврентьев обвинил его чуть ли не в шпионаже в пользу Франции. Меня послали помочь Гершу Ицковичу, я сделал все, что мог, после чего последовали горячие дебаты в Академии. Но из-за политических интриг зелёный свет для него так и не зажёгся.

Следующий конфликт был связан с очередной атакой на управляемый термоядерный синтез и токамаки. Началось всё с Америки, в которой не переводились агрессивные дилетанты, выдвигающие всякие авантюрные идеи вроде «холодного синтеза», «пузырькового термояда» или просто отрицающие очевидные истины. Это нормальная, хотя и малопривлекательная черта демократии, у которой есть легальные способы борьбы с подобной квазинаукой. У нас же всегда находятся оппортунисты, пытающиеся использовать момент. В данном случае им оказался А. А. Логунов, который не соизволил хотя бы поверхностно разобраться в проблеме и тут же из конъюнктурных соображений поддержал всю эту очередную чушь. А. П. пришлось дать Логунову отповедь на общем собрании Академии.

Теперь мне предстояло работать с А. П. в качестве вице-президента, отвечающего за весь комплекс физико-математических и технических наук. Называлось это образование «секция», и в неё входил ряд отделений. Такой же, но химико-биологической секцией заведовал Ю. А. Овчинников; секцией наук о Земле — А. П. Виноградов; секцией общественных наук — П. Н. Федосеев (он же был как бы комиссаром ЦК в АН). Главным учёным секретарём являлся Г. К. Скрябин. Отделом науки ЦК заведовал, как я уже упоминал, С. П. Трапезников, а секретарём ЦК, курирующим науку, был Л. М. Замятин. Он, в отличие от С. П. Трапезникова, интересовался наукой и её судьбой.

На меня навалилась куча повседневных проблем, но две из них я ощущал очень остро. Н. С. Хрущёв не сумел уничтожить АН, но нанёс ей очень серьёзный ущерб: ключевые институты технического отделения были отобраны и отданы отраслям. Никакой системы, взамен разрушенной, создано не было. Комитет по науке и технике так и не состоялся по ряду причин. Собственно, перед страной стояла та же дилемма, что и сегодня: торговать за бесценок сырьём или развивать конкурентноспособную промышленность?

В мире разворачивалась информационная революция, и резко росла производительность труда в машиностроении. АН оказалась вне игры. Я в общем-то не готовился к положению вице-президента и начал борьбу с колёс. На организацию Отделения информатики при поддержке президента АН, ЦК (М. В. Зимянина и Д. Ф. Устинова) ушло 6 лет. Сопротивлялась чиновничья бюрократия: от Н. А. Тихонова и отраслевых отделов Госплана до академической братии. Начиналось массовое внедрение персональных компьютеров в науку, промышленность и образование, а многие даже прогрессивные министры вроде Е. П. Славского и министра просвещения М. А. Прокофьева, понимая, зачем нужны персональные секретарши, пайки и квартиры, считали, что персональные компьютеры — это уже слишком! Член политбюро, секретарь МГК КПСС, выпускник техникума паровозного хозяйства В. В. Гришин мне твёрдо сказал, что в Москве ему, прежде всего, нужен пролетариат, а не безлюдное производство компьютеров.