Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания

В семидесятые годы активно развивалось наше сотрудничество с США, Европой и Японией в области термоядерного синтеза. Создавались крупные установки, приближающие нас к заветному пределу — так называемому «прорыву», т. е. к тому моменту, когда мощность термоядерной реакции в токамаке превысит затраты энергии на нагрев плазмы до термоядерных температур.

В 1975 году мы с руководителем термоядерной программы США Э. Кинтнером сделали совместный доклад на заседании Американского ядерного общества в Вашингтоне, в котором попытались оценить, где мы находимся и куда надо двигаться в течение ближайших двух десятков лет. Примерно по этому плану так дело и пошло, но не сразу.

Сессию вёл Эдвард Теллер, который нас горячо поддержал. Поддержал настолько горячо, что вызвал ярость у остальных пленарных докладчиков, у которых я «съел» уйму времени. После обсуждения с моими друзьями — Давидом Розом, возглавлявшим пионерскую кафедру по разработке термоядерных реакторов в Массачусетском технологическом институте, и М. Н. Розенблютом, патриархом термоядерных исследований в США, мы пришли к выводу, что надо готовить следующий шаг — разработку и строительство опытного термоядерного реактора. К этому времени во всех ведущих странах предпринимались попытки осуществить данный проект на национальной основе. В США даже был принят соответствующий закон, о котором довольно быстро забыли. А мы в СССР приступили к проектированию опытного термоядерного реактора и даже площадку для его строительства выбрали в Сосновом бору под Ленинградом.

Возникло понимание, что для реализации столь грандиозного проекта необходимо объединяться. Нам помогли два обстоятельства. Во-первых, у нас уже была договорённость о приоритете токамаков. Если бы этого не было, мы бы до сих пор спорили о преимуществах различных систем, в результате чего сложилось бы (как это произошло в других областях) несколько враждующих сообществ, тянущих одеяло на себя. Во-вторых, у нас появилось взаимное доверие. Мы прежде всего договаривались друг с другом, а уж потом со своим начальством и коллегами. И, наконец, мы создали инструмент для инициирования международного сотрудничества — Международный Совет по термоядерному синтезу при Генеральном директоре МАГАТЭ. В то время это был С. Эклунд, который нас всячески поддерживал.

В 1977 году, когда ещё продолжалась так называемая «разрядка», он попросил всех членов совета продумать дальнейшие шаги сотрудничества. Я предложил начать проект разработки Международного термоядерного реактора (ИНТОР). Совет возглавлял замечательный английский учёный Бааз Пиз, директор Калемской лаборатории, уже имевший удачный опыт сотрудничества по измерению температуры плазмы в Курчатовском токамаке Т-3, о чём я уже писал. Англичане имеют вековой опыт сочетания имперской глобальности с демократией и обычно оказываются очень полезными на трудном начальном этапе запуска крупного проекта. Нам также очень помог советник С. Эклунда Г. Зеликман, уже вышедший на пенсию, но обладающий большим влиянием и опытом в Агентстве (в старой России эта должность называлась «учёный еврей при губернаторе»). Начало было очень удачным. Проект активно поддержали профессор Т. Хусими из Японии и академик Б. Б. Кадомцев.

Но синхронизовать развитие долгосрочного проекта и текущую политическую обстановку довольно трудно. Началась афганская война, обострились политические отношения со многими странами, но проект, как ни странно, выжил, позволив объединить вокруг себя международный научный коллектив. Однако в этот период он находился лишь на уровне разработки концепции. Похожий проект обсуждался нашими западными коллегами на Версальских саммитах, но уже без СССР. И только в 1985 году началась совместная реальная работа над проектом сооружения термоядерного реактора «ИТЭР».

В моей семейной жизни также произошли изменения. Ездить на работу из Троицка было трудно. В Жуковке, академическом посёлке на Рублёвке, освободилась дача Л. А. Арцимовича, и нам предложили её занять. Наталья Алексеевна решила сменить геологию на воспитание детей. Наши младшие дети выросли именно здесь. Когда дочку спрашивали: «Откуда ты?», она отвечала: «Из деревни Жуковки».

В Жуковке тогда жили замечательные люди: Юлий Борисович Харитон, Яков Борисович Зельдович, Исаак Константинович Кикоин, Владимир Алексеевич Кирилин, Мстислав Всеволодович Келдыш, Андрей Дмитриевич Сахаров, Георгий Николаевич Флёров, Николай Антонович Доллежаль, зам. министра Средмаша Владимир Иванович Алфёров, а также Дмитрий Дмитриевич Шостакович и семья Ростроповичей с Александром Исаевичем Солженицыным; начал строительство дома и Александр Ефимович Шейндлин. Мы все довольно активно общались на танцах, в очереди в продуктовую лавочку, зимой — на льду или лыжах, летом — в походах за грибами и ягодами иди просто в гостях за чаем или водкой в зависимости от темперамента. Л. И. Брежнев там тоже себе пару дач построил. Вся эта пасторальная жизнь длилась около двадцати лет и закончилась с наступлением олигархии.

Наши знакомые довольно неожиданно убедили мою жену начать музыкальное образование младших детей. Наталья имеет неплохой слух и разбирается в музыке. А я ещё в юности честно пытался приобщиться к музыкальной культуре, упорно ходил в консерваторию, слушал пластинки классиков, читал книги, но практически ничего существенного не достиг. Так и остался на уровне песен А. Вертинского, А. Галича, Б. Окуджавы, В. Высоцкого, Татьяны и Сергея Никитиных и их последователей…

У младшего сына обнаружили музыкальный слух, и жена вместе с ним и дочерью отправилась к выдающемуся педагогу-музыканту Анне Даниловне Артоболевской. Анна Даниловна посадила трёхлетнего Павла за рояль и в свойственной ей доброжелательной манере начала увлекательный рассказ о чудесном мире музыки. Рассказ она сопровождала небольшими пьесками, характеризующими различных животных и др. После небольшой сказки про чижика Анна Дмитриевна попросила Павла «покормить птичку фасолью», т. е. показать на клавиатуре, где находятся нотки «фа» и «соль». Павел, недолго думая, заявил, что «чижик не голодный и есть не хочет», потом спрыгнул со стула и спрятался под роялем. В результате музыкой начала заниматься дочь. Она окончила музыкальную школу и музыкальное училище при Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского. Это был титанический труд и для неё, и для матери на полтора десятка лет. Наташа стала профессиональным музыкантом, но затем резко забросила музыку и поступила в Московскую государственную юридическую академию. Получив диплом юриста, родила великолепных двойняшек — моих внучек Вету и Катю — и посвятила себя их воспитанию и образованию. Теперь Вета прекрасно играет на рояле, а Катя — на гитаре. Девочки с удовольствием занимаются танцами и вокалом. Павел же самостоятельно освоил гитару, позже брал частные уроки и теперь замечательно играет и поёт на наших семейных праздниках вместе с девочками, Наташей, которая восстановила форму, и зятем, выступающим в качестве второго гитариста-вокалиста и конферансье. Так, в третьем поколении семья стала музыкальной, и, кто знает, может быть, из этого выйдет что-то путное.