Евгений Велихов - Я на валенках поеду в 35-й год... Воспоминания

Я долгое время не осознавал глубины раскола. Но однажды «влип». Мы собрались провести вечер у Франка Пресса в его квартире в знаменитом комплексе Уотергейт, который, как говорят, построен наполовину из бетона, наполовину из электроники подслушивающих устройств. Именно в нём разразился знаменитый скандал, приведший к импичменту Р. Никсона. Спёржн Кини поинтересовался, куда я собираюсь ехать дальше. Когда я сказал, что поеду в Калифорнию встретиться с Эдвардом, он спросил: «Зачем тебе нужен этот?..» Я этого слова не знал и пошёл смотреть в словарь. Подошла жена Франка Бетси и поинтересовалась, что я ищу. Я, ничтоже сумняшеся, ответил. Она прыснула и прислала мужа объясняться. Тогда я и понял, как далеко зашёл конфликт.

История Манхэттенского проекта весьма поучительна. У нас отношения власти и учёных куда проще и доверительнее. Возможно, из-за того, что у власти всегда был выбор: в случае чего стереть учёных в лагерную пыль и набрать новых. Власть этого особенно не скрывала, хотя на практике вела себя весьма корректно. В Америке же сразу после своего назначения руководитель Манхэттенского проекта адмирал Л. Гроувс официально обратился к генеральному прокурору с просьбой арестовать двух подозрительных иностранцев — Энрико Ферми и Лео Сцилларда, двух единственных людей — не только в Америке, но и во всём мире, — которые точно знали, что надо делать для создания бомбы. Если бы у Л. Сцилларда не оказалось друзей в окружении Т. Рузвельта, бог знает, как могла бы повернуться вся мировая история.

Э. Теллер принадлежал к группе удивительных венгров, которые составили основную группу разработчиков ядерного оружия в США. Практически все они были одноклассниками, пережив в туманном детстве коммунистическое восстание в Венгрии, фашизм и послевоенный коммунизм. Поэтому их негативное отношение к Советскому Союзу было вполне естественным и не всегда рациональным. Их экстремизм мешал им и в Америке. В Эдварде он причудливо сочетался с безусловной поддержкой научной свободы и иногда давал ему силу идти на такие шаги, на которые никто бы другой не отважился.

Однажды мы с ним и Н. Зикики собрались после очередной встречи в Эриче посетить Папу и обсудить ситуацию. Я с женой прибыл в Рим и остановился в Гранд Отеле. Вдруг посреди ночи раздаётся звонок. Звонит Зикики: «Евгений, кошмар! Вы сбили корейский пассажирский самолёт!» Я срочно пытаюсь прояснить ситуацию в посольстве. Мне отвечают: «Не сбивали, он улетел в сторону моря». Я всё понял…

Утром в лобби встречаемся с Эдвардом. Он мрачный: в самолёте погиб его друг, президент общества Д. Бёрча. Я ему посочувствовал, говорю: «Что делать… Тем более надо продолжать работать над улучшением обстановки и идти к Папе». Он согласился, и мы пошли на приём. Папа нас принял, и состоялось очень конструктивное обсуждение. Я думаю, что никто из моих более либеральных друзей не решился бы в такой день пойти со мной к Папе.

Трагическая история с самолётом для нас с Натальей имела неожиданные последствия. Нам очень хотелось иметь на Плещеевом озере хороший сёрфинг, и Анна, как человек практичный, помогла купить комплект — доску, мачту, парус и прочие причиндалы — с большой скидкой, так как на парусе размещалась реклама итальянского пива. Кому на озере была в те времена нужна эта реклама? Но нам она сильно помогла. Оставался вопрос: как погрузить всё это в самолёт? Но тут, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Итальянцы в знак протеста против агрессии с корейским самолётом отказались грузить наш багаж. Это пришлось делать самим пассажирам, в том числе и нам, поучаствовавшим в этом с удовольствием.

На одной из следующих встреч мы обсуждали перспективы противоракетной обороны. Эдвард был большим энтузиастом. В своём высоком театральном стиле он обратился ко мне со сцены и, пристально глядя в мои глаза из-под мохнатых бровей, торжественно заявил глубоким басом: «Евгений, поздравляю тебя с мудрым правительством, разместившим противоракетную оборону вокруг Москвы!» Я ему столь же проникновенно ответил: «Спасибо, гризли беар!» Дело в том, что Эдвард только что рассказывал историю, как телерепортёр спросил, зачем ему нужна тяжёлая трость? (С тростью он никогда не расставался, так как нога у него была повреждена). Он ответил: «А вдруг в горах за мной увяжется гризли?» «Но ведь палка против медведя слабовата?» — усмехнулся репортёр. «А если гризли этого не знает?»

Этот диалог состоялся в 1982 году. Подходили перевыборы Президента США, и администрация должна была занять активную позицию по отношению к Москве, но к переговорам явно была не готова. Я почувствовал, что в Америке готовится что-то неординарное.

На следующей встрече с американскими учёными в Вашингтоне (СИСАК) я им об этом так и сказал. Сказал, что, скорее всего, объявят что-нибудь вроде ПРО с космическим эшелоном. Они отвергли это предположение, как явную глупость, и я верю в их искренность. Но пока я летел домой, Р. Рейган собрал учёных и специалистов и преподнёс им сюрприз — свою знаменитую речь о Звёздных войнах — Стратегическую оборонную инициативу. К этому я был уже подготовлен: во-первых, историей с В. Н. Челомеем, о которой я писал выше, и встречами в Эриче.

Вернувшись, я сразу же собрал ведущих учёных Академии и с каждым провёл индивидуальную беседу. Вопрос был непростым: чем плоха оборона? Если у американцев получится реализовать эту идею — хорошо, это же оборона. Не получится — тоже хорошо — зря потратят свои денежки. Ну, на их деньги мне было наплевать, я больше всего опасался, что мы потратим деньги зря, так как у нас и среди учёных, и военных, и в ВПК было много охотников на эти деньги и связанное с ними политическое влияние. Вопрос о разумности и этичности обороны много раз возникал и до этого, и после. К счастью, мы вовремя обсудили его и с Папой, и с другими ведущими религиозными лидерами.

В результате мы подписали и опубликовали Обращение учёных Академии наук СССР. Реакция американцев не заставила себя ждать. И директор Федерации американских учёных Джерми Стоун сразу же воспользовался этим во время дебатов в Конгрессе США. В общем, научное сообщество выступило с критикой СОИ довольно монолитно. В СССР мы объединились с Р. З. Сагдеевым, А. А. Кокошиным и начали готовить «асимметричный ответ». Д. Ф. Устинов его воспринял положительно и создал комиссию под моим председательством с участием всех заинтересованных ведомств и лиц. Отчёт комиссии был, на мой взгляд, вполне разумный и взвешенный. Когда к власти пришёл Горбачёв, мы его сразу с ним ознакомили, и на первых порах, я думаю, это определило позицию на переговорах с Р. Рейганом. Но, конечно, ни наших, ни американских воинственных оппортунистов это не охладило. И американская администрация продолжала активно продвигать СОИ.