Игорь Дьяконов - Книга воспоминаний

“ И пойдет душа дорогой, вдаль под темною листвой,

Вспоминая понемногу путь давно пройденный свой ”

И.М. Дьяконов. Белой ночью (1935) [1] Это из “Воспоминаний стихотворных” (с.747). Здесь и далее указание страниц, в скобках после цитаты, дается по единственному на сегодня, давно разошедшемуся изданию книги — Дьяконов И.М. Книга воспоминаний. СПб., 1995. .

"Книга воспоминаний" известного русского востоковеда, ученого-историка, специалиста по шумерской, ассирийской и семитской культуре и языкам Игоря Михайловича Дьяконова вышла за четыре года до его смерти, последовавшей в 1999 году.

Книга написана, как можно судить из текста, в три приема. Незадолго до публикации (1995) автором дописана наиболее краткая — Последняя глава (ее объем всего 15 стр.), в которой приводится только беглый перечень послевоенных событий, — тогда как основные работы, собственно и сделавшие имя Дьяконова известным во всем мире, именно были осуществлены им в эти послевоенные десятилетия. Тут можно видеть определенный парадокс. Но можно и особый умысел автора. — Ведь эта его книга, в отличие от других, посвящена прежде всего ранним воспоминаниям, уходящему прошлому, которое и нуждается в воссоздании. Не заслуживает специального внимания в ней (или его достойно, но во вторую очередь) то, что и так уже получило какое-то отражение, например, в трудах ученого, в работах того научного сообщества, к которому Дьяконов безусловно принадлежит. На момент написания последней главы автор стоит на пороге восьмидесятилетия — эту главу он считает, по-видимому, наименее значимой в своей книге, — а сам принцип отбора фактов, тут обозначенный, как представляется, остается тем же:

“Эта глава написана через много лет после остальных и несколько иначе, чем они. Она содержит события моей жизни как ученого и члена русского общества; более личные моменты моей биографии — а среди них были и плачевные и радостные, сыгравшие большую роль в истории моей души, — почти все опущены, если они, кроме меня самого лично, касаются тех, кто еще был в живых, когда я писал эту последнюю главу” (с.730).

Игорь Михайлович предельно деликатен, когда касается обстоятельств чьей-либо личной жизни. По моим, читательским, наблюдениям, автор почти всегда придерживался следующего, впрочем, не сформулированного им, но отчасти и так понятного, правила: если на страницах его воспоминаний появляется какая-нибудь откровенно не симпатичная ему личность, она по воле автора или вовсе лишается имени, или обозначение данного лица в тексте сводится к одной лишь букве, или же имя человека просто выскакивает у автора из памяти [2] В частности, так происходит в случае “капитана Б.”, бывшего начальником Дьяконова на фронте (“Начальник наш, капитан Б., был тоже по-своему красив, румян, подтянут — но только […] он был глуп — и этим похож на бесчисленное количество военруков, виденных всеми нами еще в Университете” — с.524); вовсе никак не назван, даже и одной буквой, ненавистный автору “невероятно гряз[ный] и нечистоплот[ный]” повар, постоянно опускавший грязный палец в тарелки с кашей, в результате чего Дьяконов был вынужден отказался от того, чтобы питаться вместе со всеми офицерами, как ему было положено, — только чтобы не видеть этого человека (с.673–674). Или, например, человек, обозначенный в книге как “У.”, который вызывал у автора особое отвращение специфически “циничным” употреблением матерных ругательств (с. 534, 541). . В самом конце книги (уже перед Стихотворными воспоминаниями, которые даются как приложение, хотя их следовало бы, наверно, издать отдельно) текст снабжен также Синодиком. — Это скорбный список тех, кто так или иначе пострадал и достоин быть упомянут, — кто был репрессирован или погиб на фронте, умер не своей смертью, замученный в лагере или скончался от голода в блокаду [3] Но, тем не менее, некоторые лица, вполне однозначно опознанные как стукачи, или “сексоты”, в книге присутствуют под собственными полными именами — слишком близко, как видно, сталкивала их с автором судьба, то есть, исходя из одной их “ипостаси”, имен называть бы и не следовало, но исходя из другой, это все-таки сделать необходимо (ведь они тоже — жертвы: так, например, в случае Л.А. Липина — сс. 452, 463). .

Вся книга в ее печатном, бумажном варианте насчитывает более 750 страниц довольно мелкого шрифта. Первая и наиболее объемная ее часть Детство и юность (480 с.) повествует о событиях с рождения автора, в 1915-м, вернее с тех пор, как он начал себя помнить, то есть с 2–3 лет, и до начала войны 1941-го — получается, в среднем, более 20 страниц на год, если оценить в страницах “насыщенность” воспоминаний. Эта часть писалась в 1955–1956 гг., то есть спустя 35–15 лет после описываемых событий. Тут представлены наиболее яркие воспоминания, отпечатавшиеся в памяти уже достигшего зрелости человека. Вторая часть Молодость в гимнастерке написана значительно позднее, уже в середине 1980-х. Эта, меньшая по объему, “половина” книги (250 с.) посвящена времени с 1941 по декабрь 1945-го, то есть опять-таки спустя примерно 40 лет после описываемых событий. Именно это время для автора наиболее интенсивно и наиболее насыщено воспоминаниями (здесь их концентрация максимальна: на год приходится более 50 страниц) [4] По насыщенности впечатлениями именно военных лет жизни воспоминания И.М. Дьяконова совпадают с воспоминаниями его коллеги Ю.М. Лотмана. , хотя автор и сетует:

“…легко было писать воспоминания, начиная с первых проблесков детства. Но далее, перечитывая ранее набросанные страницы, я встречаю подробности, встречи, разговоры, которых я теперь уже больше не помню [5] Это можно было бы считать свидетельством ведения автором дневников? Но сам он об этом более не распространяется (М.М.). . Значит, и 1945-й год получится у меня неточным, приблизительным — вспоминаются эпизоды, и, наверное, не все, а порядок их помнится неуверенно” (с.481).

Первые впечатления — это смутные, не связанные между собой картины, и трудно сказать — если только не по хронологии, которую можно было потом вывести из рассказов взрослых, — какая из них самая первая.