Эллиот Рузвельт - Его глазами

На палубе выстроился экипаж английского корабля н рядом с ним двести пятьдесят наших матросов и солдат морской пехоты. Судовой амвон был задрапирован американским и английским флагами.

Мы пели "О, Господи!", "Наша порука в прошлых веках", "Вперед, воинство Христово", "Вечный отец", "Сильны во спасение", и 'олоса наши мощно и мягко разносились над водами бухты. Мы были едины в своей молитве.

Я не знаю, что думали в это время другие, но вот какие мысли теснились в моей голове: здесь, на палубе, в лучах неверного солнца стоят два человека, играющие важную роль только потому, что они возглавляют две могучие нации. И, думая об этом, я вспомнил миллионы англичан, работающих в условиях всяческих лишений, людей, изготовляющих бомбы днем и проводящих бессонные часы под бомбами ночью. Я вспомнил английские войска, теснимые назад, но исполненные суровой решимости, солдат в шароварах, в трусах, в шотландских юбках, людей с новыми погонами, на которых стоит слово "командос", усталых, издерганных, людей в сине-коричневой форме королевских воздушных сил, матросов и офицеров вот этого самого корабля, измотанных долгими боями и рассматривающих свое путешествие сюда как отдых, ниспосланный небом. Этим беднягам суждено было через несколько месяцев пойти ко дну вместе со своим кораблем, ужаленным японскими

торпедами.

Я думал о том, как у нас в Америке начинают оживать заводы, как миллионы женщин и юношей, покидая кухни и фермы, осваивают новые, увлекательные и нужные специальности. Война чем-нибудь да затронула каждого: кто не служил в вооруженных силах и не работал на военном заводе, тот расхаживал ночью по улицам в шлеме дежурного по противовоздушной обороне, быть может, чувствуя себя несколько неловко, но все же ощущая себя частицей своей родины, участником могучего, всепоглощающего усилия.

И хотя теперь Англия несколько запыхалась и у нее подкашиваются ноги под градом ударов, зато Америка начинает обрастать чертовски крепкими мускулами.

И здесь стоят руководители обоих народов и молятся: "Отче наш, иже еси на небеси, да святится

имя твое"...

* * *

После богослужения мы завтракали у премьер-министра. И вот наступил момент, когда кто-то постучал по столу, требуя тишины, и воскликнул: "Джентльмены, Король!" И затем - стук отодвигаемых кресел, шарканье ног и мгновенье молчания, когда все подняли бокалы и медленно осушили их. Это был торжественный обряд; быть может он давал повод для иронии, но в то же время нельзя было отрицать его внушительности. Во всяком случае, такое впечатление он произвел на меня, видевшего его впервые.

Возвращаясь на "Августу", чтобы присутствовать на военных совещаниях, которые должны были занять весь день, я рассказал отцу о своих мыслях во время утреннего богослужения.

- Да, это и был лейтмотив нашей молитвы, - ответил он. - Даже если бы ничего другого и не произошло в то время, уже это одно сплотило бы нас. "Вперед, воинство Христово!" С божьей помощью мы идем и будем итти вперед.

* * *

Совещания военных представителей обеих сторон, состоявшиеся в течение дня, повлекли за собой некоторое нарушение идеального единства, которым было отмечено утро. Англичане снова всячески старались убедить нас уделять как можно больше материалов по ленд-лизу Англии и как можно меньше Советскому Союзу. Я не думаю, чтобы ими непосредственно руководили политические мотивы, хотя следует признать, что в сущности их неверие в способность России к сопротивлению носило политический характер. На этих совещаниях и Маршалл, и Кинг, и Арнольд продолжали настаивать на том, что вполне разумно оказывать Советам всяческую возможную помощь. Ведь как бы то ни было, доказывали они, германские армии находятся в России; танки, самолеты, пушки в руках Советов будут нести гибель нацистам, тогда как для Англии ленд-лиз в данное время будет означать лишь наращивание запасов. Кроме того, мы, конечно, не могли забывать и о потребностях собственной обороны, о том, что необходимо для укрепления наших армии и флота.

Со своей стороны, адмирал Паунд, генерал Дилл и главный маршал авиации Фримен на все лады доказывали, что, в конечном счете, эти запасы будут более полезными для решающих военных усилий союзников. Они упорно твердили свое, - что военные материалы, передаваемые Советам, неизбежно будут захвачены нацистами, что в интересах самой Америки направлять большую часть материалов в Англию. К счастью, американские представители по-иному понимали интересы самой Америки, а также интересы войны в широком смысле. Я же задавался вопросом, не стремится ли Британская империя к тому, чтобы нацисты и русские уничтожали друг друга, пока Англия будет накапливать силы.

Тем временем отец трудился с Самнером Уэллесом над проектом какого-то документа. Тогда мы еще не знали, что это такое; как оказалось, они работали над текстом Атлантической хартии и над письмом к Сталину, в котором выражалась наша общая решимость добиваться совместными усилиями общей победы над гитлеризмом.

В тот вечер премьер-министр вновь обедал на "Августе". Этот обед выглядел менее официально; высших военных чинов на нем не было. Присутствовали только отец, премьер-министр, их ближайшие помощники, мой брат и я. Поэтому здесь было гораздо больше возможностей познакомиться с Черчиллем поближе.

Он снова был на высоте положения. Его сигары сгорали дотла, коньяк неуклонно убывал. Но это, повидимому, совершенно не сказывалось на нем. Его мысль работала не менее, если не более ясно, а язык стал еще острее.

И все же в сравнении с предыдущим вечером разговор протекал по-иному. Тогда Черчилль прерывал свою речь только для того, чтобы выслушать вопросы, которые ему задавали. Теперь и другие прибавляли кое-что в общий котел, и поэтому в котле забурлило, и раза два он чуть не ушел через край. Чувствовалось, что два человека, привыкшие главенствовать, уже померялись силами, уже прощупали друг друга, а теперь готовились бросить друг другу прямой вызов. Нельзя забывать, что в то время Черчилль был руководителем воюющей страны, а отец - только президентом государства, достаточно ясно определившего свою позицию.

После обеда Черчилль все еще руководил разговором. Однако перемена уже начинала сказываться. Впервые она резко проявилась в связи с вопросом о Британской империи. Инициатива исходила от отца.

- Конечно, - заметил он уверенным и несколько лукавым тоном, конечно, после войны одной из предпосылок длительного мира должна быть самая широкая свобода торговли.

Он помолчал. Опустив голову, премьер-министр исподлобья пристально смотрел на отца.

- Никаких искусственных барьеров, - продолжал отец. - Как можно меньше экономических соглашений, предоставляющих одним государствам преимущества перед другими. Возможности для расширения торговли. Открытие рынков для здоровой конкуренции. - Он с невинным видом обвел глазами комнату.