Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

А в общем – все нормально, все путем. И какая прелесть – два с половиной часа одиночного тенниса, в борьбе, в страстях, так легко его обыграл в первом сете, но пошел маленький дождик, мне пришлось сменить ракетку, проиграл второй сет, но зато третий – напряженнейший – доставил истинное удовольствие. Завтра пойду играть с ним!

Обнимаю. Тине привет. Ольге наши (твои) поцелуи.

22 авг. 84. В. Петелин».

«Дорогой Виктор Васильевич!

Весь этот месяц я почитывал твою «Россию». Знаешь, помаленьку, вкушал. Не беллетристика, чтобы залпом (у самого-то у меня, кажется, есть грех беллетристики). Я для мысли, да и для самопроверки. Многого еще не знаю, о многом сужу, увы, понаслышке.

Начал с Булгакова, самонадеянно решив, что здесь вспомню знакомое и близкое. Оказалось, что я не знал Булгакова: мой книжный Булгаков уступал место твоему, живому, зримому. Умеешь ты как-то войти в мир писателя и в нем самораствориться. А когда я дату под одним из очерков посмотрел – 1969-й г., – то и вспомнить не мог, что я знал в те времена о Булгакове. Он для меня еще не был «мастером», был разве что сенсацией, шумной и малопонятной. Ты ведь, кроме всего прочего, вскрыл родовую культуру рода Булгаковых, его корни. Много мыслей твой Булгаков во мне породил.

По какой-то недоверчивой логике я стал дальше читать о Шолохове – ну, что там, мол, можно сказать? А ты вместе с миром Шолохова навязал мне и полемику. Оказалось, Шолохов, да не такой, как мне вдували в уши. Теперь-то я понимаю, что неспроста явилась полемика с С. Залыгиным и Л. Якименко – особенно с Якименко. Где-то, может, есть даже излишняя жестокость суждений – но ведь спор! Тут для меня позиция тоже однозначна. Григория Мелехова, а вслед за ним и Шолохова, в наших писательских кругах до сих пор этаким куркульчиком представляют. Старые вроде бы очерки, а злободневно звучат.

Конечно, я узнавал всех своих литературных знакомых – Жукова, Сафонова, Лихоносова, Белова, многих других, не говоря уже о «стариках» Стаднюке, Алексееве, Коновалове, но знаешь, что самое ценное? Ты сломал временную дистанцию, показав, как входили в литературу твои герои-писатели и кем стали они через десятилетие-другое. Ненавязчиво, но убедительно звучит и похвала самому себе. Вот, мол, писал о людях, о которых мало кто и знал (тот же Белов, тот же Астафьев), а ведь не ошибся, не проглядел истинные таланты.

Твои прежние литературные очерки временем поверены, вот что хорошо.

Очень большую загадку задал ты мне «своим» Малашкиным. Я его почти не знаю. Встречал только фамилию, даже в письмах Есенина, а читать ничего не читал. Думал, естественно забытый писатель, этакий рупор революции, а у тебя он вырастает в большого художника и мыслителя – особенно в той части, где пытается показать, как я понял, перерождение революционных, партийных кадров. Надо будет где-то разыскать его книги.

В общем, книгу твою, Виктор Васильевич, прочитал и, наверно, еще долго буду «почитывать». Спасибо и поклон тебе.

18.03.86. Арк. Савеличев».

Из Москвы в Коктебель.

«Привет, папуля!

Поздравляем тебя с праздниками – прошедшими и будущими!!!

Я, наконец-то, собралась написать тебе, но чада наши не шевелятся и на мои вопросы о письмах отмалчиваются. Лишь Ляля сказала: «Так ведь папа индекс не помнит». Я сказала ей, что индекс я знаю, но это уже, по-моему, не было услышано. Так что пока лишь я пишу.

Новостей у нас вроде бы нет. Экзамен у Ольги 8 мая. 1 – 2 – 3 – 4 мая надо бы было заниматься, но мы уехали на дачу. Правда, сегодня (3-го) уже вернулись и даже занимались, но чувствую, что этого мало. Вся надежда на 4-е – поработаем побольше, а то 5-го – урок. Привет Михайловым от всех нас. У нас сейчас опять холодно, хоть и солнечно. Одеваемся так же, как и месяц назад.

Сегодня приезжали на дачу ребята-стаднючата. Юра только что вернулся из Афганистана и рассказывал много интересного. Алена просит (просто умоляет) Олега прислать ей рецензию поскорее. Она в июне уходит в отпуск, и ей до отъезда надо сдать рукопись. Пишу это по ее просьбе.

Папуля, вот уже второй раз без тебя мы были на даче, и я все больше убеждаюсь в том, что лето мне предстоит тяжелое. Вера (новая жена И. Стаднюка. – В. П.) просто не переносит никакого порядка и даже намека на него. А при большом количестве людей получится просто бардак. Кстати, они собираются в Ниду с 15 июля (!) и Мики нам хотели оставить. А посему были просто шокированы, когда я сказала, что мы тоже уезжаем в июле. Но потом дед сказал, что он найдет выход, а я не уточняла – это их дело.

Как всегда, май для меня весьма сложен – праздники, дача, малина, зимние вещи, день рождения Ивана, а тут еще и Лялин экзамен.

Кстати, концерт в консерватории нам очень понравился. Особенно Оле понравился хор хорового отделения, и она выразила желание петь именно в этом хоре. Так что, если это желание не пропадет в дальнейшем, придется решать и эту проблему. Но это потом – через год, два!

У Алеши все более или менее нормально. Готовит очередной доклад по Беловежской Пуще – на этот раз географу. Все праздники, да и до них тоже носился, искал материалы, фотографии, данные и прочее. Что дома, что на даче. Навырезал картинок. Завтра будет клеить и писать. Писать и клеить. С головой у него все в норме пока, но я все дергаюсь и без конца проверяю.

Папуля! Все-таки пустовато в доме без тебя. Особенно на даче. Приезжай скорее.

Я послала тебе бандероль с шортами и шапочкой. Надеюсь, она придет раньше письма. Выслана она тридцатого апреля.

Домик наш стоит все в том же виде. Дед говорит, что 5-го придут доделывать домик. А летом все-таки будут чинить дом. Если так, то все лето испортят. Но деда все это как-то мало трогает.

В общем неясно, что будет и как.

Поживем – увидим. Пиши нам.

Целуем Оля, Леша, Ваня и я.

Привет от Стаднюков и Стаднючат.

P. S. Будешь писать Ивану, обойдись, пожалуйста, без нотаций – он уже звереет от всех этих разговоров. И вообще слишком самостоятелен. (Но лишь в том, что касается его прогулок.)».

<5.05.86> (Датируется по штемпелю на конверте.)

О. Михайлов из Коктебеля в Москву.

«Шлю на московский адрес, т. к. индекс переделкинский забыл.

Дорогой Васильевич!

Даже не впадая в лирику, докладываю, что с отъездом твоим утрачено все, кроме работы и семьи.

1) теннис свелся сперва к ужасным одиночкам с Юдахиным, а затем к нелепым четверкам, в коих участвует Толя Приставкин (!), Юдахин и самым сильным среди прочих – Жуховицкий, который, кажется, заболел чем-то нервным и устраивает на корте истерики. Юра Антропов, мой сосед, ходит, как всегда в 7.

2) шахматы ни разу не раскрывал, хотя появился какой-то любитель, но что-то и охоты нет с ним играть.

3) в карты играли с «генералами» дважды – очень пресно.