Михаил Громов - Тропа к Чехову

ШипучинАндрей Андреевич, «председатель правления N-ского Общества взаимного кредита, нестарый человек, с моноклем» («Юбилей», 1891).

ШипучинаТатьяна Алексеевна, жена председателя правления, 25 лет. «Кланяются тебе мама и Катя. Василий Андреич велел тебя поцеловать. (Целует.) Тетя прислала тебе банку варенья, и все сердятся, что ты не пишешь. Зина велела тебя поцеловать. (Целует.) » ( «Юбилей», 1891).

ШиряевЕвграф Иванович, «мелкий землевладелец из поповичей». «…Вдруг вскочил и изо всей силы швырнул на середину стола свой толстый бумажник, так что сшиб с тарелки ломоть хлеба. На лице его вспыхнуло отвратительное выражение гнева, обиды, жадности – всего этого вместе» («Тяжелые люди», 1886).

ШиряевПетр Евграфович, старший сын, студент. «Он был так же вспыльчив и тяжел, как его отец и его дед протопоп, бивший прихожан палкой по головам… Он не обвинял отца, не жалел матери, не терзал себя угрызениями; ему понятно было, что все в доме теперь испытывают такую же боль, а кто виноват, кто страдает более, кто менее, Богу известно…» («Тяжелые люди», 1886).

ШквореньКузьма, Кузя, «длинноногий мужик лет 30-ти, просидевший месяц в арестантской», «вешаный», «вредный член общества». «Ефрем раньше во всю свою жизнь не видал таких лиц. Бледное, жидковолосое, с выдающимся вперед подбородком и с чубом на голове, оно в профиль походило на молодой месяц; нос и уши поражали своей мелкостью, глаза не мигали, глядели неподвижно в одну точку, как у дурачка или удивленного, и, в довершение странности лица, вся голова казалась сплюснутой с боков, так что затылочная часть черепа выдавалась назад правильным полукругом» («Встреча», 1887).

Штенбергфон, Михайло Михайлыч, студент института путей сообщения, 23–24 лет, барон, походивший «на обыкновенного российского подмастерья» («Огни», 1888).

ШуминаНадя, 23 года. «Она пошла к себе наверх укладываться, а на другой день утром простилась со своими и, живая, веселая, покинула город, как полагала, навсегда» («Невеста», 1903).

ШуминаМарфа Михайловна, бабушка, «очень полная, некрасивая, с густыми бровями и усиками». «Ей принадлежали торговые ряды на ярмарке» («Невеста», 1903).

ШуминаНина Ивановна, мать Нади. «Мать, с волосами, заплетенными в одну косу, с робкой улыбкой, в эту бурную ночь казалась старше, некрасивее, меньше ростом. Наде вспомнилось, как еще недавно она считала свою мать необыкновенной и с гордостью слушала слова, какие она говорила; а теперь никак не могла вспомнить этих слов» («Невеста», 1903).

ШумихинаАнна Федоровна, «подвижная, голосистая и смешливая барынька лет тридцати, здоровая, крепкая, розовая, с круглыми плечами, с круглым жирным подбородком и с постоянной улыбкой на тонких губах» ( «Володя», 1887).

ЩербукПавел Петрович, отставной гвардии корнет, помещик, сосед Войницевых, «друг первейший его превосходительства покойничка генерала… кавалер, гость и кредитор» («Безотцовщина», 1877–1881).

ЩипцовМихаил, Мишутка, Шут Иванович, актер, «благородный отец и простак, высокий плотный старик, славившийся не столько сценическими дарованиями, сколько своей необычайной физической силой» ( «Актерская гибель», 1886).

Щупкин,учитель уездного училища.

«– Оставьте ваш характер, – говорил Щупкин, зажигая спичку о свои клетчатые брюки. – Вовсе я не писал вам писем!» («Неудача», 1886).

Юлия Васильевна,гувернантка.

«– Разве можно быть такой размазней? – Она кисло улыбнулась, и я прочел на ее лице: можно!» («Размазня», 1883).

ЯгичВладимир Никитыч, Володя большой, полковник. «Несмотря на свои 54 года, он был так строен, ловок, гибок, так мило каламбурил и подпевал цыганкам… теперь старики в тысячу раз интереснее молодых» («Володя большой и Володя маленький», 1893).

Яков,школьный сторож, «старик лет семидесяти, без зубов». «Дети должны кормить стариков, поить… чти отца твоего и мать, а она, невестка-то, выгнала свекра из собственного дома» («В овраге», 1900).

ЯрцевИван Гаврилыч, магистр химии. «…Кончил филологический факультет, потом поступил на естественный; преподаватель в реальном училище и в гимназии… здоровый, крепкий человек, черноволосый, с умным, приятным лицом… занимался еще у себя дома социологией и русскою историей и свои небольшие заметки иногда печатал в газетах» («Три года», 1895).

ЯтьИван Михайлович, телеграфист. «Я должен вам выразиться, господа… Превосходно, очаровательно! Только знаете, чего не хватает для полного торжества? Электрического освещения, извините за выражение! Во всех странах уже введено электрическое освещение, и одна только Россия отстала» («Свадьба», 1889).

Яша,лакей Раневской, молодой человек. «Любовь Андреевна! Если опять поедете в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно… страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот ходит, бормочет разные неподходящие слова…» («Вишневый сад», 1904).

О Чехове написано множество различных исследований, книг и статей. Теперь это целая литература – мемуарная, критическая, научная. Не только у нас, но и в Англии, в Японии, во Франции, в США выходят в свет все новые и новые издания.

В этом разделе «Тропы» помещены отрывки из воспоминаний и трудов, выходивших в разные годы в России и за рубежом. Составитель книги стремился к тому, чтобы читатель, знакомясь с ними, постепенно шел к более глубокому пониманию Чехова и нашей литературы вообще.

Особенно важны высказывания Л. Н. Толстого. Он – единственный из великих мастеров русской прозы XIX века, с кем Чехов был знаком лично, кого он любил так же благоговейно и глубоко, как Пушкина, Лермонтова, Шекспира. Он был живым олицетворением прошлого: когда Чехов появился на свет, уже были изданы «Детство», «Отрочество», «Юность», «Севастопольские рассказы»; когда его отдавали в гимназию, вышла великая книга – «Война и мир».

Они встретились в Ясной Поляне, когда Толстой был уже знаменит и стар. Тем строже он относился к молодым писателям («…Мне Илья Львович Толстой говорил в 1912 году, – вспоминал И. А. Бунин, – что у них в доме на писателей смотрели «вот как», и он нагибался и держал руку на высоте низа дивана» [15]). Тем характернее его отношение к Чехову, как запомнилось современникам, «отношение нежной влюбленности»; он читал и перечитывал чеховские рассказы вслух, плакал над «Душечкой».

И. А. Бунин был моложе Чехова и стоял к нему ближе. Наделенный необыкновенной наблюдательностью, он в самом деле был его спутником, хорошо знавшим и его самого, и литературную жизнь тогдашней России. Он написал о Чехове целую книгу, которую, правда, не успел завершить. Его свидетельства – например, об отношении Чехова к декадансу – имеют высокую историческую ценность.