Захар Прилепин - Книгочёт. Пособие по новейшей литературе с лирическими и саркастическими отступлениями

Гуф как автор текстов оказал большое влияние на Ноггано – в чем Ноггано сам признавался. Фирменный, без улыбки, гуфовский иронизм и его способность непринужденно ввести в текст приметы нынешнего социума – этому стоило поучиться.

Послушайте, о чем пел Баста в первом альбоме (ни одного живого слова, одни розовые трафареты), – и взгляните на то, что читают Баста и Гуф в последнем их совместном диске, и поймете, о чем речь.

Гуфа, с одной стороны, характеризует отсутствие привычной для рэперов квазигангстерской рисовки, с другой – спокойное пренебрежение к мнению слушателей. Это Гуф походя в песне «Сто строк» назвал посетителей рэп-форумов «долбоебами». Это Гуф может зачем-то сообщить про то, что у него «зарплата лежит на “Монолите”», и добавить: «Видите, я могу читать о левых раскладах, / А вы будете гонять это на своих носителях».

И действительно гоняют.

Тем более что о «левых раскладах» он читает с каждым годом все изощреннее.

«Может, я плохо читаю, но ты не слышал, как я пою. / Лови, special for you . Шучу, не буду. / Хотя могу, правда, но вряд ли будет рада эстрада. / Я лучше басов поднавалю, врублю бит на петлю / И в правом ряду затуплю пару кругов по МКАДу».

Другой вопрос, что, пронзительно описав свой реальный и трудный опыт общения с наркотическими средствами и замечательно рассказав о семейном счастии, Гуф может встать перед некоторой проблемой: о чем читать дальше. Человек он, мягко говоря, не очень политизированный – в отличие от Виталиса, которого традиционно и не без оснований считают «левым», группы «25/17», которых непрестанно обвиняют в национализме, и Ноггано, у которого, как говорится, душа болит о любой неправде.

По крайней мере, в последних своих треках Гуф непрестанно повторяет, что он никуда не денется и сказать ему еще есть чего. Значит, и самого Гуфа эта ситуация несколько занимает.

Что, собственно, тоже тема для того, чтоб поговорить какое-то время.

Впрочем, голос и манера излагать у Гуфа действительно так притягательны, что о чем бы ни читал – лишь бы читал.

От Бледного исходит угроза, даже если говорит он о чем-то нежном. От Анта – ощущение покоя и доброты, даже если он настроен буйно и весело.

Каждый из них мог бы работать отдельно (да так оно и было какое-то время), но вместе парни выдают именно то, что нужно и на что все остальные просто не способны.

Бледный без Анта разрушал свое и общественное сознание, кроил ломом череп миру. Ант без Бледного ликовал так, что было ощущение: улыбка с его лица не сходит никогда. Когда слушаешь первые сольные работы Бледного, хочется спрятаться и накрыть голову подушкой. Когда слушаешь прежние проекты Анта – улыбаешься так долго, что судорога начинает сводить лицо.

Потом эти малосочетаемые люди сошлись, и получилась образцовая рэп-команда.

Бледный привнес омский (на зуб – не хуже самурайского) стоицизм, жизнью оплаченную философию жителя рабочих окраин, бескомпромиссность, самоуверенность, твердость позиции – харизму, короче. И органичную способность без страха говорить о самых неприятных и трудных вещах. И свой личный, мрачный, но остроумный артистизм.

Ант – великолепную музыкальность, мажорный лиризм, замечательное человеческое обаяние, романтизм. И органичную способность без страха говорить о самых сердечных, тихих, тайных вещах – например, о любви к матери. И опять же личный, улыбчивый, неиссякаемый, природный артистизм.

Они оба, кстати говоря, готовые претенденты на дельные актерские работы, и, по-моему, кое-какие подвижки в этом направлении уже есть.

Группу считают «правой», что, очевидно, раздражает Бледного.

Во-первых, он высказывается в том смысле, что все эти разделения на левый-правый задуманы для того, чтоб делить и дурить людей. Во-вторых, в своем ЖЖ Бледный периодически предлагает всем любителям покидать «зиги» идти лесом как можно дальше.

Помню, после одного из концертов к Бледному подошел нетрезвый характерный типаж и начал без должного уважения задвигать: «Андрей, тебе пора определиться – с нами ты или нет! Определяйся, короче».

«Это ты меня будешь определять?» – спросил Бледный и уронил типажа даже не ударом кулака, а просто положив ладонь ему на лицо и резко выпрямив руку.

Но, с другой стороны, это ж Бледный спокойно сформулировал: «Больше русских детей – ведь было бы странно, / Если б я переживал о демографии Таджикистана». У нас такие вещи сразу идут по разряду самого пещерного национализма. Дикие времена, дикие люди.

«Будь белым – будь самим собой!» – давно заявили Ант и Бледный, делая ставку на русский рэп и русский смысл, а не обезьяне подражательство.

Правильная ставка. В конце концов, русские иконописцы учились у греков, а свои книги мы издаем на бумаге, придуманной китайцами. И что теперь?

Отныне рэп – национальная русская музыка. Это нормально.

Волкова я впервые увидел в Липках – есть такой приют для более-менее молодых писателей и поэтов.

Волков тихо сидел за столиком в баре, иногда наливал себе водки из принесенной с собой бутылки, которую держал где-то возле ноги в пакете. Пил без закуски, никому не предлагал – желающих там всегда человек триста ходит вокруг, всех не угостишь. Но если просили – наливал. Чуток.

Создалось твердое ощущение, что это никакой не понт. Просто сидел и мирно пил, совершенно не светился. Было видно, что он делает это периодически и, в общем, умеет это делать.

Уже потом я почитал стихи Волкова.

Давайте я еще раз примерно в том же виде повторю вышеизложенную фразу.

Итак, прочел стихи Волкова.

Сразу возникло ощущение, что это никакой не понт. Было видно, что он делает это периодически и, в общем, умеет это делать.

Я как-то для себя заметил, что сейчас пишут очень мало прозы, которую можно дать почитать маме, и очень мало стихов, которые хочется выучить наизусть.

Хотя отличной прозы сейчас очень много и настоящих, высокой пробы поэтов тоже наберется добрая дюжина.

Но просит мама почитать хорошую книжку, и думаешь: ох, этого маньяка точно не дам, и этот ее огорчит, а у этого вообще кошмар на душе творится, да и этот мой коллега совсем больной на голову… Ну, и сам я, мягко говоря… В общем, перечитайте, мама, «Тихий Дон» лучше.

Или читаешь поэтическую книжку и думаешь: ах, какой мастер, ох, как рифмует. Или наоборот: ах, какой мастер, даже рифма ему не нужна. Но чтоб мне захотелось с этими стихами жить – такое редко случается.

А у Волкова я прочел и сразу что-то запомнил, зазубрил, хожу теперь с этим: «Подари мне губную гармошку: / Я когда-нибудь для куражу / Перед тем, как звонить в неотложку, / Помычу на низах, погужу – / Бессловесное грубое пение / Будет лучше любой тишины, / Ибо жалость дороже презрения / И несчастие старше вины».