Виссарион Белинский - Сказка за сказкой. Том I. Сержант Иван Иванович, или Все за одно. Исторический рассказ Н. В. Кукольника

Странное зрелище представляет собою теперь русская, или – что все равно – петербургская литература! В ней все, что вам угодно: и драмы, и комедии, и водевили, и романы, и повести, и стихи, и привилегированные типографии, и журналы, и газеты, и книги, и альманахи, и, особенно, объявления на разные издания, срочные и бессрочные, с политипажами и без политипажей, и такие, которые уже издаются, или непременно будут издаваться, и такие, которые никогда не будут издаваться, и такие, на которые только собирается подписка, и типы, и истории Петра Великого, и переводы всех произведений такого автора, как, например, Гете; словом, все, что вам угодно, все, что может быть только в европейских литературах. В ней есть ссоры и примирения: так, например, на днях извещено было о сочетании «Репертуара» с «Пантеоном» [1], из которых каждый теперь может сказать другому:

Если верить на слово этому извещению, публика будет в большом выигрыше: оба вместе, эти издания будут вдвое дешевле, нежели были прежде, когда надо было выписывать их каждое порознь. Хвала движению цивилизации и литературы, хвала этой неистощимой деятельности на том и другом поприще! Значит: у нас литература вошла в жизнь, стала потребностию общества, явилась в живом соотношении с практическою деятельностию. Дешевизна книжных произведений есть свидетельство общественного и литературного движения… Хвала!.. Но, позвольте, тут есть маленькое обстоятельство… Вот хоть бы насчет желанного соединения «Репертуара» с «Пантеоном»: едва ли оно выгодно для публики. Прежде каждое из этих изданий имело свой характер и свою цель; в одном [3]помещались только игранные на нашей сцене пьесы, без всякого отношения к их внутреннему и внешнему достоинству; в другом могла быть помещена даже «Сакунтала» [4], не только драма Шекспира, Шиллера или какого-нибудь современного поэта. Теперь это издание примет один общий характер, или – выражаясь точнее – будет тот же «Репертуар», что и прежде был, только листом или двумя потолще. Касательно дешевизны не говорим ни слова. Но при всем том, не можем не сделать вопроса: могут ли соединенные «Репертуар» и «Пантеон» на 1842 год, может ли эта двойчатка вознаградить своим достоинством подписчиков «Пантеона» на 1841 год за неизданные восемь книжек , и особенно вознаградить тех подписчиков, которые захотели бы, например, почему бы то ни было, подписаться в будущем 1842 году на примиренных врагов?.. [5]

Мы недаром привели в пример дружелюбно обнявшихся витязей «Репертуар» и «Пантеон»: если взглянуть пристальнее на предмет, то почти вся великая деятельность современной литературы представится не чем иным, как совокупными «Репертуаром» и «Пантеоном», – и все великое богатство ее явится в одних программах, объявлениях и… благих и полезных предначинаниях, которым злая судьба никогда не позволит осуществиться. Вот хоть бы «Сказка за сказкою»: программа извещает публику, что в неопределенные сроки будут выходить оригинальные повести некоторых русских писателей и что когда вышедшие из печати повести составят от 15 до 20 листов, тогда тетради будут обращаемы в один том. Из этого можно заключить, что у нас так много хороших нувеллистов, а следственно, и хороших повестей, что не только повести эти могут выходить отдельными книжками по несколько сотен в год, но еще есть возможность затевать особенные сборники, состоящие из одних оригинальных повестей. Какое, подумаешь, богатство! Да наша литература не только не уступит французской, а еще и превзойдет ее: в самой Франции вся повествовательная деятельность поглощена теперь журналами и газетами, а у нас являются отдельные сборники оригинальных повестей… И что ж? Где те журналы, в которых помещаются сколько-нибудь примечательные оригинальные повести? – Кроме «Отечественных записок» да изредка «Библиотеки для чтения», некогда щеголявшей прекрасными произведениями г-жи Ган, а теперь целый год щеголяющей романом г. Кукольника [6], публика наша не может назвать ни одного журнала. Некоторые журналы даже почти совсем лишены оригинальных повестей [7]. Где наши нувеллисты и романисты?.. Те из них, от которых публика могла ожидать многого, или умерли, или не хотят писать и печатать; а из действующих, за исключением двух-трех, всё такие, которые не могут разманить любопытства публики: зная, что они писали, она уже знает, что и как напишут, если что-нибудь вздумают написать… Программы и объявления, объявления и программы – вот современная русская литература…

Издание «Сказки за сказкою» дебютирует повестью, или, лучше, рассказом г-на Кукольника «Иван Иванович Иванов, или Все за одно». Некоторым людям, почему-то называющим себя «литераторами» (должно быть потому, что известная часть публики называет их «сочинителями»), вздумалось, разумеется, не без цели, утверждать, что «Отечественные записки» хвалят только своих сотрудников (почитая в их числе Карамзина, Батюшкова, Грибоедова, Пушкина и Гоголя) и никогда не похвалят, например, г-на Кукольника, что бы ни написал, и как бы хорошо ни написал [8]. Совсем не для разуверения этих «господ сочинителей» – мы не хотим иметь с ними никаких дел, ни уверительных, ни разуверительных, – а в уважение священных прав истины и беспристрастия, мы должны сказать, что рассказ г-на Кукольника «Иван Иванович Иванов» более чем хорош – прекрасен [9]. Правда, это не что иное, как известный анекдот из времен Петра Великого; но автор так хорошо, ловко, умно умел рассказать этот анекдот, что сделал его лучше многих, даже своих собственных повестей и драм. Он ввел вас в быт того времени; его рассказ согрет одушевлением, полон идеи, отличается мастерством изложения. Чтоб не лишить читателей удовольствия прочесть хорошую вещь вполне, мы не коснемся содержания рассказа г-на Кукольника, но выпишем только одно место, которое может намекнуть на его идею, хотя не относится ни к завязке, ни к развязке, ни к изложению. Автор описывает помещичий дом того времени:

Задний двор был истинный содом в древнем допетровском быту дворян наших. Здесь развращалось молодое дворянство сыздетства, без особенного усилия, так неприметно, исподволь; здесь почерпались те предрассудки, которых доныне еще вполне не могли искоренить воля Петра Великого и просвещение; развратная от совместного сожительства, дворовая челядь наперерыв старалась угождать всем наклонностям своих молодых господ, будущих властителей; творила в них новые и грязные вожделения; зарождала суеверия и холопские предрассудки; воспитывала, пестовала порок, по глупому невежеству, не из расчета, потому что из тех же наклонностей образовалась домашняя тирания, какую едва ли представляет история.