Дейв Каллен - Колумбайн [litres]

У мистера Ди развилась сердечная патология. Она проявилась в первую осень после нападения на школу. Стресс, сказали врачи. Однозначно.

У Фрэнка также присутствовали множественные симптомы посттравматического синдрома: притупление эмоций, панические атаки, неспособность сосредоточиться и стремление к затворничеству. Психотерапия помогла разобраться с ними. В первое время после атаки ему было трудно встречаться глазами с другими людьми. Эта проблема все усугублялась. В чем же дело? «Это из-за чувства вины, – понял он. – До этого я никогда не слышал о комплексе вины, которую выжившие ощущают перед теми, кто погиб. Я чувствовал себя виноватым оттого, что Дейв и ученики погибли, а я выжил».

Его жена хотела помочь. Болезнь разъедала Фрэнка изнутри, но он не мог рассказать о том, что его мучает. С ним творилось то же, что и с его учениками. «Не отгораживайтесь от родителей», – умолял он их. Он мог плакать на их глазах. Но его жена… она не понимала. Да ему и не очень-то хотелось, чтобы она поняла. Дома он жаждал одного – покоя.

Годы, последовавшие за трагедией, были полны напряжения. Фрэнк приходил в «Колумбайн» в шесть утра, а уходил в восемь-девять вечера. По субботам и воскресеньям он проводил в школе меньше времени – это были спокойные дни, когда он мог наверстать то, что не успел сделать в будни. Какой момент времени ни возьми, более дюжины учеников находились под надзором с целью предотвращения их самоубийств. И у детей, и у сотрудников школы чуть ли не каждый день случались нервные срывы. Фрэнк получал огромное удовлетворение, помогая подросткам, находящимся на его попечении, но это очень изматывало. И каждый вечер он на пару часов от всего этого абстрагировался. «Это время было мне необходимо, чтобы восстановиться, – рассказывал он впоследствии. – И когда я приходил домой, разговаривать обо всей этой истории мне хотелось меньше всего».

Жена умоляла его открыть душу. Сын и дочь были обеспокоены. Его родители, братья и сестра звонили не переставая. Ты ешь вовремя? Может быть, тебе лучше не садиться за руль? « Думаю, я сам знаю, когда мне нужно есть», – отвечал он. Все хотели знать, как он себя чувствует. Как у тебя дела? Как у тебя дела? « Хватит! – говорил он. – Пожалуйста, перестаньте!»

У мистера Ди были проблемы и с персоналом. Одна из психотерапевтов как-то посетовала, что хотя после трагедии она провела в школе несколько лет, он так и не удосужился узнать, как ее зовут. Но зато он знал имена и фамилии всех двух тысяч учеников. У него была сильная команда администраторов, которые умели великолепно предупреждать проблемы, но некоторые из них сами нуждались в помощи. Одна блестяще справлялась со своими обязанностями, но была болтлива – ей требовалось выговориться, чтобы унять душевную боль. Фрэнк же никогда этого не делал. Он откровенно признавался сотрудникам, что знает – от него им мало толку. Ему просто не хватало душевных сил. Хотя их у него было немало, все их он тратил на детей. В значительной мере они справились со своими проблемами именно благодаря ему.

Фрэнк старался найти способы расслабиться. Вместе с женой он вступил в лигу боулинга, которая собиралась по воскресным вечерам, чтобы поиграть. Но к нему то и дело подходили совершенно незнакомые люди. Как у вас дела? Как там ваши ученики? «Речь снова и снова заходила о “Колумбайн”», – жаловался он. Стоило отправится в ресторан поужинать, как повторялась та же картина. «Люди подходили прямо к нашей кабинке. В конце концов мне расхотелось куда-либо ходить».

Но там ему тоже было плохо. «Я обычно уходил в подвал, чтобы не общаться с женой и детьми», – рассказывал он. Его золотистый ретривер спускался в подвал вслед за ним. Ему это было приятно.

Семья обижалась на него. «Они не могли понять, почему я так себя веду, – сетовал ДиЭнджелес. Он тоже чувствовал себя ужасно. – Тогда я был не тем человеком, каким мне хотелось».

Он начал работать с психотерапевтом сразу после атаки и считает, что именно это его и спасло. Если бы он мог вернуться в прошлое и что-то изменить, он бы включил в программу психотерапии и членов семьи. «Они не имели ни малейшего представления о том, что такое посттравматический синдром, – рассказывал он. – Если бы они только понимали, каково мне, все было бы хорошо».

Брак не устоял. В начале 2002 года они с женой решили развестись. По словам Фрэнка, то, что случилось в «Колумбайн», было не единственной причиной развода, однако эта трагедия сыграла в нем большую роль.

Готовясь съехать из дома, Фрэнк наткнулся на те четыре тысячи писем, которые получил в 1999 году. В большинстве выражалась поддержка, но были и письма, полные гнева, а в нескольких его угрожали убить. Тогда, в 1999 году, он пытался читать по двадцать пять писем в день, но оказалось, что это еще больше травмирует его психику, и он это прекратил. Теперь же он наконец чувствовал, что в силах взяться за письма.

Он изучил большую пачку, и одно из имен стало неожиданностью. Дайен Майер была его девушкой в старшей школе, но они расстались и ничего не слышали друг о друге тридцать лет. Он попытался разыскать след Майер и обнаружил, что ее мать все еще живет в их старом доме. Он узнал телефон Дайен, позвонил, и оказалось, что она так хорошо его понимает. Они поговорили несколько раз, и, хотя так ни разу и не встретились, эти длинные беседы успокаивали его. Дайен помогла ему пережить развод и эмоциональное напряжение, которое ждало его в мае. Была еще одна вещь, которую предстояло сделать.

Для многих сотрудников «Колумбайн» произошедшая в школе трагедия стала опытом, который очистил их души. Они пересмотрели жизненные приоритеты. Многие сменили род занятий. К весне 2002 года большая часть сотрудников оставила прошлое позади. Все административные работники, кроме Фрэнка, уволились. Май приближался, и мистер Ди задумался: что именно ему нужно для счастья? На что ему на самом деле хочется потратить остаток жизни?

И он решил не идти на компромиссы и следовать мечте. Он останется директором «Колумбайн». Он любил эту работу. Некоторые из семей погибших и пострадавших учеников ненавидели его, и объявление о том, что он останется на своем посту, их возмутило. Другие были рады. А дети ощущали восторг.

Рорбоф был в ярости. Но зато он добился успеха в споре с копами. Ходатайство о доступе ко всем материалам дела прорвало плотину: судья Джексон продолжал открывать их один за другим. В конечном итоге департаменту шерифа было предписано обнародовать практически все, кроме тех материалов, которые предположительно носили провокационный характер, то есть дневников убийц и «пленок из подвала». Основной пласт информации стал доступен публике в ноябре 2000 года: было опубликовано 11 000 страниц полицейских отчетов, включая показания практически всех опрошенных свидетелей. Служба шерифа заявила, что это все.