Клаус Хольцманн - Россия. Снова эксперимент

Теперь просуммируем все три статьи издержек, и мы вправе ожидать, что сумма окажется ниже, чем по представлениям Паршева. Не исключено, что даже существенно. Из наших рассуждений, конечно, точную цифру вывести невозможно, говорить можно лишь об относительном порядке величин. Исходя из климатических и географических условий, Паршев приход западных инвесторов в российское производство исключает. Но уже пришедших считает «каплей в море». Поскольку он приводит цифры, приведем фрагмент со стр. 98: «Общий объем западных инвестиций в производство за весь период плюрализма — от 5 до 7 млрд, долларов. Да хотя бы и 10! Для нашей экономики это мизер». Возможно, это и так, но для сравнения неплохо было бы привести суммы вложений российских инвесторов. Мы лишь можем сослаться на то, что в период правления Р. Вяхирева такой гигант, как «Газпром» не вложил ни копейки в разведку новых месторождений газа. И так ли уж мала приведенная выше цифра для полусонного российского производства?

Обратим внимание на одну странность в рассматриваемой книге. Откроем стр. 147 и приведем несколько фрагментов: «…в поиске средств для промышленного развития страны царское правительство пошло по наиболее легкому пути — привлечение иностранных займов и предоставление концессий»; «…иностранный капитал занял достаточно прочные позиции во многих отраслях российской экономики»; «Одними из первых иностранных инвесторов в России были французские и бельгийские предприниматели, которые вложили значительные средства в создание металлургических и металлообрабатывающих предприятий». Не будем перечислять длинный список других инвесторов. Приведенного вполне достаточно, чтобы задать вопрос. Чем объяснить, что в отсталое хозяйство царской России западные инвесторы охотно вкладывали свои средства, притом не гнушались строить предприятия на голом месте? Из него следует второй вопрос. Что же сегодня останавливает западных инвесторов от вложений в российскую экономику с уже более фундаментальной базой? Что? Климат поменялся за это время? Или Россия увеличилась в своих размерах? Последнее мы сразу отметаем, вспомнив, что с тех пор Россия, наоборот, утратила не только территории Финляндии, Польши и Прибалтики, но и всех бывших союзных республик. А первый вопрос может вызвать только смех.

Есть много факторов, тормозящих российский бизнес. Первое, с чем сталкивается бизнесмен, — это невиданная коррупция в среде чиновников всех уровней. Вспомним, как бесцеремонно министр вымогал взятку у Кобзона. Почти любой бизнес требует криминальной «крыши», его дополняет милицейская. Осаждают инспекции. Пожарнику дай, санинспекции дай, и т. д. Где взять столько? Надуть покупателя либо другого бизнесмена, и прочие ухищрения. Но иностранных бизнесменов касается только первое. Может быть, я наивен, но как-то не хочется верить, что и остальные хищники до него добрались. Но пока в прессе звучат лишь жалобы иностранцев на коррупцию, хоть последнее время все отчетливей.

Что же отталкивает западного инвестора? Коррупция вносит свою лепту, но фактор этот не решающий. Климат и география, конечно, более весомы, и их нельзя игнорировать. Но если ход наших предыдущих рассуждений правилен, то первая составляющая должна быть несколько ниже представленной в книге, а низкая зарплата должна еще уменьшить суммарную величину всех трех факторов. Повторим, величина эта все же ощутимая, но автор книги возводит ее в абсолют. Такое складывается впечатление. Причина видится в другом. Инвестора привлекает страна, где наблюдается процесс развития производства, он сопровождается обычно увеличением объема рынка. На этом рынке у инвестора появляется больше шансов реализации своей продукции, появляется стимул к увеличению ее выпуска. Производитель ощущает себя как бы в потоке, увлекающем его в еще более широкое русло. В России картина несколько иная. Тут тоже есть поток, но не расширяющийся и со спокойным течением. По нему движется судно, на котором все места уже заняты. Нетрудно догадаться, что это сырьевая отрасль. Все остальное — ручеек. А в него инвестора не затянешь. И неслучайно основная часть инвесторов пришла в Россию в начальной стадии реформ, лелея надежды, которые не оправдались. А когда картина прояснилась, охотников поубавилось.

Почему же все-таки зарубежные инвесторы пришли в дореволюционную Россию? Именно потому, что они почувствовали там атмосферу подъема. В других отсталых странах такой подъем не ощущался. Сами огромные территории сыграли в то время позитивную роль, поскольку возникла потребность в коммуникациях. Было начато масштабное строительство железных дорог при Александре III: «При нем в 1891 году началось строительство Великого Сибирского пути, тогда же был принят покровительственно-протекционистский таможенный тариф, затем Таможенный устав» [49, стр. 136, 137]. Другими словами, дополнительно к потребностям страны властями еще был создан благоприятный инвестиционный климат. Волна подъема в России ощущалась и в период 1910–1913 годов. Правда, к концу этого периода уже наблюдалась стагнация, перешедшая в кризис 1914 года: «…Путиловские заводы обанкротились, и в 1916 году были «взяты в казну», то есть национализированы» [там же, стр. 142]. Что тут поделаешь, кризисы возникали и в более благополучных странах. Беда России не столько в этом, а в том, что она поздно спохватилась и ликвидировать отставание ей не удалось.

Однако пора уже выбраться из дебрей паршевской концепции и продолжить наши рассуждения. В ходе их мы уже успели прийти к доводу, что надежды на то, что постсоветский частник будет эффективно развивать свое производство, не оправдались. Причина в том, что «…появился на свет совершенно особый вид капиталиста — человек, который разбогател, не предприняв для этого ничего» [51, стр. 464]. А коли так, то «…поведенческая и психологическая пропасть пролегает между тем, кто свое состояние заработал, и тем, кто его получил» [там же, стр. 465]. Бурбулисовская пропаганда пыталась сгладить этот фактор внушением, что, дескать, все крупные капиталы в мире сколачивались нечестным путем. Серьезное обвинение в адрес мирового сообщества. С другой стороны, это является невольным признанием нечестности процесса российской приватизации. А выпад в сторону мирового капитала, конечно же, несостоятелен. Нельзя, конечно, исключить отдельные случаи. Но в целом процесс развития капитализма носил эволюционный характер, и в основе его лежал труд.

В подтверждение приведем пару примеров. «Всемирно известный концерн «Сименс» начинал с небольшой мастерской и нескольких умельцев и свой первый телеграфный аппарат выпустил в 1848 году. А уже через несколько лет при участии мастеров фирмы, кстати, в России проложили дальние линии телеграфной связи, соединившие Петербург с Москвой и Одессой. Кстати, петербургский завод «Электросила» был организован этой фирмой в 1912 году, а в 1918 году национализирован большевиками» [115]. А вот откровения Генри Форда [14, стр. 304]: «Люди видят успехи, достигнутые другими, и ошибочно считают их легкой удачей. Но в жизни все обстоит наоборот, неудачи встречаются гораздо чаще, и каждый успех достигается адским трудом». В самом деле, не было во времена этих первопроходцев Чубайса, способного дарить готовое предприятие любому первопроходимцу. Все приходилось создавать своими руками и, конечно, головой.