Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Вскоре после его изгнания к нему в Гуандун выехал маршал Е Цзяньин, который взял на себя установление связи Дэн Сяопина с окружением Хуа Гофэна. А в июле 1976 года, еще при жизни Мао, в городе Цунхуа состоялось историческое тайное совещание Дэн Сяопина и широкого круга военачальников и партийных работников. Его участники, включая высокопоставленных сотрудников ЦК КПК, приняли план ликвидации ультралевой «банды четырех» — по сути дела, государственного переворота.

Величие Дэн Сяопина и секрет его политического успеха (да и простого выживания) заключалось в его глубочайшем практицизме, в стремлении улучшать ситуацию всеми мерами, какие возможны, при пренебрежении к идеологическим догмам (которые во многом выдумывались в преходящих и эгоистических целях межфракционной политической борьбы).

Именно нацеленность на улучшение жизни общества обеспечивала неизменное сочувствие к нему широких слоев чиновников и, как правило, народа и позволила ему за пять лет из ссылки не просто возглавить государство, но и привести к власти гонимую и запуганную часть партийного руководства.

Однако прагматизм — лишь внешняя сторона медали.

Главное же заключалось в создании благодаря этому прагматизму мощной социальной базы из главного в условиях распределительной экономики социального слоя — партхозноменклатуры (ганьбу). Противостоя разрушительным потрясениям, Дэн Сяопин, как в Советском Союзе Брежнев, выступал выразителем интересов этого слоя, складывающегося в господствующий класс и активно противостоящего попыткам лидеров государства при помощи разнообразных «встрясок» остановить этот процесс.

Мао Цзэдун, как и Сталин (еще во время войны назвавший ее «проклятой кастой»), и Хрущев, отчаянно воевал с партхозноменклатурой: все его кампании были нацелены на то, чтобы не дать ей сложиться в класс, сознающий свои интересы, — и тем самым сохранить неограниченную власть. О масштабах этой войны дает некоторое представление численность ганьбу, реабилитированных к концу 1982 года: 3 млн. чел.!

Стремление Дэн Сяопина к нормализации жизни и стабильности, отказ от чудовищных непрерывных идеологических проработок автоматически превратило его в лидера китайской партхозноменклатуры, обеспечивающего ее членам высокий уровень потребления, власть и гарантированные перспективы.

Принципиальным отличием Дэн Сяопина от Брежнева стала его способность неразрывно связать судьбу партхозноменклатуры с развитием страны и создать ее механизм самообновления. Это превратило ганьбу (по меньшей мере, на полтора поколения — до следующего цикла китайской истории, который должен начаться около 2019 года) в мотор общественного прогресса, а не в его могильщика (как в Советском Союзе и, особенно, в современной России).

Правда, замордованность хунвейбинами и хаотическими репрессиями лишила китайское чиновничество возможности сопротивляться его реформаторской воле и заблокировать преобразования из простой косности, свойственной любой бюрократии.

* * *

После смерти Мао Дэн Сяопин, несмотря на свой статус ссыльного, вернулся в Пекин и участвовал в похоронах (что было необходимо для подтверждения политического статуса в глазах партии и народа), — а Е Цзяньин провел встречу с Хуа Гофэном, который не хотел быть безвольной марионеткой вдовы Мао и страшился пасть жертвой ее непредсказуемых капризов.

В свою очередь, Цзян Цинь натолкнулась на неполное подчинение Хуа Гофэна своей воле: он не хотел отдавать ей все бумаги Мао Цзэдуна, несмотря на многочасовые споры! Более того: в ответ на ее жалобы и обвинения («Еще не успело остыть тело Председателя Мао, а Вы уже хотите вышвырнуть меня? Это так Вы благодарите Председателя за то, что он Вас выдвинул?») Хуа Гофэн, уже ощущающий за своей спиной силы армии и ветеранов партии, дал ужасающий ответ: «Живите мирно у себя в доме. Вас никто не собирается выбрасывать оттуда». По сути дела, эти исчерпывающие в своей простоте слова означали требование уйти из политики.

Разумеется, Цзян Цинь не могла согласиться с таким будущим и усилила личное давление на Хуа Гофэна, еще более испугав его и создав у него ощущение (вероятно, верное), что хочет лишить его власти.

Ее соратник в Шанхае упрекал Хуа Гофэна в непочтительном отношении к телу Мао, что было подготовкой к превращению в общественном мнении в противника покойного, что в то время являлось тяжким преступлением.

Наконец, 4 октября 1976 года на первой странице пекинской газеты «Гуанмин жибао» (аналог советской «Литературной газеты», в которой происходили относительно свободные идеологические дискуссии) появилась статья рупора «банды четырех» с минимально завуалированными нападками на Хуа Гофэна (хотя его имя прямо и не называлось).

Эта статья привела формального руководителя государства в ужас и подстегнула его решимость: он бросился к Е Цзяньину с классическим вопросом мятущихся интеллигентов «Что делать?» После не менее классического ответа профессионального военного: «Чего военный человек чаще всего остерегается, так это не упустить верного момента для наступления. Мы должны ударить первыми и тем самым одолеть, а также собственной расторопностью наказать их за медлительность. Иначе упустим удобный случай и лишимся инициативы», — Хуа Гофэн напрягся, но, осознав справедливость слов старшего товарища, перешел от слов к делу: «Маршал Е, когда нужно выступать? Ваше решение!»

Ответ маршала, который когда-то привел к власти Мао Цзэдуна, а теперь спокойно и уверенно вел к ней Дэн Сяопина, был прост: «Не позднее послезавтра».

Причина столь точного определения даты была проста: Цзян Цин была категорически против избрания нового руководителя партии (а значит, и Китая) на заседании Политбюро и требовала, чтобы, в соответствии с Уставом партии, его избрал ЦК партии. Возразить ей было нечего, а более широкий круг участников выборов давал вдове Мао и ее сторонникам, опиравшимся на авторитет «великого кормчего» и страх перед его именем, отчетливое преимущество.

Тянуть со сбором ЦК более двух дней было невозможно.

Удивительно, но оказалось, что у Хуа Гофэна, при всех его колебаниях, уже был план ареста «банды четырех», [106]продуманный так хорошо, что менять в нем даже профессиональным военным практически ничего не пришлось. Хотя это и маловероятно, нельзя полностью исключить, что, если бы беседа с маршалом прошла чуть по-иному, по той же схеме арестован был бы он, Дэн Сяопин и их сторонники, — школа «культурной революции», которую прошел Хуа, стоила школы гражданской войны.

На этой же встрече Хуа Гофэн получил гарантии того, что он из заместителя станет председателем партии — разумеется, после восстановления на всех должностях Дэн Сяопина. Однако тот был восстановлен на посту заместителя председателя Госсовета Китая (вице-премьера правительства) лишь в июле 1977 года.