Михаил Делягин - Империя в прыжке. Китай изнутри...

Непосредственным источником угроз были крестьяне, вымиравшие, разбегавшиеся и пугавшие возможностью бунтов (на обычное недовольство уже не обращали внимания, — оно было практически всеобщим). Однако они же порой и подсказывали решения проблем: ведь находящиеся с ними лицом к лицу местные власти не имели иного выхода, кроме как «слушать народ», — в силу как простого инстинкта самосохранения, так и сохранявшейся идеологической догматики, обязывающей чиновников служить этому народу (несмотря на его беспощадное подавление, которым на практике оборачивалась государственная политика в те годы).

Классовый инстинкт либеральных российских реформаторов, a priori считавших неправильным («популистским») почти любое социально-экономическое решение, если оно служило интересам населения и поддерживалось им, китайским коммунистическим чиновникам был абсолютно чужд.

Уже с конца 1978 года в селах, насколько можно понять, эпизодически вводится семейный подряд (при котором земля коммуны делится между обрабатывающими ее семьями), а в городах проводится эксперимент по расширению прав госпредприятий на самостоятельное хозяйствование.

Пример 7

Рынок ради физического выживания

Символом преобразования села стали события в провинции Аньхуэй.

Осенью 1978 года ее власти приняли решение, в принципе позволяющее крестьянам выделять свое хозяйство из коммуны и переходить к семейному подряду.

А в декабре 1978 года, во время триумфального для Дэн Сяопина пленума ЦК, оно нашло совершенно неожиданный для властей отклик снизу: двадцать одна крестьянская семья беднейшей коммуны в уезде Фэнъян, в прямом смысле слова спасаясь от голодной смерти (перед этим в бригаде от голода скончалось 60 человек), приняла решение о разделе земли своей бригады по дворам и об ее семейной обработке.

По сути дела, это был бунт, — отчаянный самозахват земель, вызванный последней стадией отчаяния.

При этом крестьяне в письменном виде поручились своими головами («Если мы не сдержим слова, согласны поставить… под заклад наши головы», — написали они в расписке), что не будут просить у государства денег и отдадут ему часть урожая в виде продовольственного налога. При этом они сделали знаменательную оговорку, пообещав это лишь в том случае, если у них будут силы обрабатывать землю.

Крестьяне стремились к простому физическому выживанию: ради этого они хотели пойти на необходимый минимум изменений, — по сути дела, только в методах организации своего труда. Никакую приватизацию и даже аренду они, замученные голодом и замордованные недавней «культурной революцией», не могли себе и представить.

Тем не менее, созданный ими подворный подряд стал фактическим стартом социально-экономического реформирования Китая (хотя китайцы тогда всячески избегали термина «реформа»), коренным образом преобразовавшего не только село, но и весь огромный китайский мир. С 1978 по 1980 годы на семейный подряд перешло 14 % крестьянских семей Китая, а уже к 1984 году их доля возросла до 99 %.

Весьма знаменательно, что первоначально партийная бюрократия не обратила внимания на почин пытавшихся избежать голода крестьян, хотя на словах в январе 1979 года ЦК КПК и поддержал предпринимавшиеся на местном уровне попытки восстановления приусадебных участков, подсобных промыслов и даже сельских рынков. В условиях жестокой внутриполитической борьбы и подготовки войны с Вьетнамом было не до того.

Более того: первоначально перепуганные провинциальные власти даже вызвали войска для подавления бунта, и лишь потом сообразили, что сами до этого приняли революционное решение, поощряющее «хозяйствование членов бригад на небольших приусадебных участках».

Однако аньхуэйский эксперимент показал фантастический результат: практически сразу же была устранена угроза голода! В результате уже через полгода после его начала, в июне 1979 года первый секретарь аньхуэйского комитета партии Вань Ли посетил отчаянных экспериментаторов и поддержал их.

Затем про эксперимент узнали в Пекине — и немедленно подняли его на щит. КПК одобрила, возглавила и организовала стихийный в своей основе отказ от коллективной обработки земли и возврат к индивидуальным хозяйствам, единственно эффективным в условиях практического отсутствия средств механизации.

Этот случай стал волнующей легендой и символом реформ, но он был отнюдь не единичным: другие попытки такого рода просто не получили огласки (а некоторые и были раздавлены партхозаппаратом, боящимся перемен).

Понимание эффективности частного производства, важности частной инициативы, значения рынка как стимула для производства осуществило подлинный переворот в сознании руководства КПК.

Правда, он был существенно упрощен личным опытом многих из них, включая Дэн Сяопина: в начале 50-х годов рыночные отношения активно использовались для восстановления народного хозяйства после гражданской войны, а в первой половине 60-х (правда, лишь в сельском хозяйстве) — для преодоления последствий «большого скачка» и тотальной «коммунизации» деревни.

Существенным отличием новой эпохи было в том, что элементы рыночных отношений, в прошлом рассматривавшиеся как вынужденные и неизбежно временные отступления (как некое подобие ленинского НЭПа), теперь начинали восприниматься как самостоятельная ценность, не как пережиток проклятого прошлого, а прообраз светлого будущего.

Это коренное идеологическое изменение не могло быть быстрым и заняло все 80-е годы, в течение которых руководство Китая ощупью углубляло демонстрирующие прекрасные результаты рыночные отношения и меры стимулирования частной инициативы в спасенном ими сельском хозяйстве и постепенно распространяло их на остальные сферы экономики.

«Урегулирование» экономики, предпринятое после смерти Мао, смягчило остроту хозяйственного кризиса, обеспечило выигрыш времени и позволило реформаторам не торопиться, осмысливая зарубежный опыт и проводя разнообразные эксперименты. Это, в свою очередь, существенно смягчило негативные последствия реформы, развернувшей колоссальную страну практически на 180 градусов. (Чего стоил один лишь отказ от привычного принципа «производство ради производства» в пользу «производства ради потребления»: сейчас это кажется самоочевидным, а тогда было пугающе революционным, и первые выдвигавшие эту идею специалисты отнюдь не были уверены даже в личной безопасности!)

Основным принципом стало не традиционно навязываемое Западом своим жертвам либеральное «пропасть нельзя преодолеть в два прыжка», а совершенно противоположное «медленно переходить бурный поток, ногами нащупывая камни».