Георгий Анджапаридзе - Печальный контрапункт светлого завтра

История создания романа несколько скандальна. И усадьба, и персонажи во многом списаны с натуры. Прообразом Крома была усадьба Гарсингтон близ Оксфорда, принадлежавшая Филипу Мореллу и его жене, леди Оттолин, известной меценатке. Леди Оттолин собирала вокруг себя самых знаменитых деятелей английской культурной и общественной жизни, таких, как Т.С. Элиот, В. Вулф, Б. Рассел, Д.Г. Лоуренс, К. Мэнсфилд и другие. Частенько гостил в Гарсингтоне и юный Хаксли, где, кстати, и познакомился со своей будущей женой. Дружившие много лет Лоуренс и Хаксли своеобразно отплатили Мореллам за гостеприимство: первый изобразил леди Оттолин в романе «Влюбленные женщины», а второй поместил хозяев и гостей в свой «Желтый Кром». В Скоугане узнали Нормана Дугласа и Герберта Уэллса, в Присцилле — леди Оттолин. Айвор Ломбард — несомненно, друг Хаксли, с которым он познакомился в Гарсингтоне, по словам самого писателя, «неподражаемый Ивен Морган, поэт, художник, музыкант, аристократ и миллионер… удивительный сказочный принц современной жизни» (впоследствии виконт Тредегар). Деннис — это, естественно, сам Хаксли; Дора Каррингтон узнала себя в образе Мэри Брейсгердл и пришла к выводу, что «от этой книги человеку положительно становится дурно».

Существует портрет Хаксли 20-х годов, где он изображен стоящим за прозрачными занавесями, которые он слегка раздвинул, и смотрит на зрителя, то есть на всех «леди Оттолин», одним глазом — спокойно-изучающе сквозь толстые стекла очков. Хаксли подметил много такого, чего леди Оттолин Морелл так и не смогла простить…

Сатирическая «сверхзадача» появляется в следующем романе Хаксли «Шутовской хоровод» (1923). Она четко сформулирована в эпиграфе из Кристофера Марло: «Мои герои, как сатиры козлоногие, пройдут перед вами в хороводе шутовском». Точно очерчен и круг героев этой книги — британская интеллигенция 20-х годов.

Тема «утраченных иллюзий», основная в романе, связана не только с трагическими последствиями войны. Обществу, в котором живут персонажи романа, не нужны честные, порядочные, образованные люди. В нем процветают жулики и негодяи.

Несмотря на преобладание в «Шутовском хороводе» обличительного пафоса, его содержание отрицанием не исчерпывается. В «Желтом Кроме» единственно истинной ценностью было искусство, и преимущественно искусство прошлого. В «Шутовском хороводе» эту тему «золотого века» искусства и гармонии подхватывает архитектор Гамбрил-старший, влюбленный в старинную архитектуру, в строгость ее форм и взвешенность пропорций. Дело всей его жизни игрушечный макет идеального Лондона, которому никогда не суждено превратиться в реальность, ибо Гамбрила-старшего более всего занимает красота планировки и застройки, а не практическая необходимость и целесообразность. Вновь искусство приходит у Хаксли в неразрешимое противоречие с жизнью, с современностью. Старый Гамбрил, эстет и мизантроп, признается в том, что не любит людей. Но мизантропия его несколько парадоксального свойства: он не колеблясь жертвует своим сокровищем макетом, чтобы достать необходимую сумму для спасения чести старого товарища, сын которого растратил казенные деньги.

На рубеже 20-30-х годов, на фоне мирового экономического кризиса Хаксли создает самые свои знаменитые романы — «Контрапункт» (1928) и «О дивный новый мир» (1932). Первый завершает период реалистической сатиры в творчестве писателя, второй начинает период мрачных «пророчеств». В «Контрапункте» Хаксли еще сатирик, наблюдательный и меткий. Он беспощаден даже к самому себе: у далеко не идеальных персонажей романа Филипа Куорлза и Уолтера Бидлэйка немало автобиографических черт.

Да и у многих других героев романа есть реальные прототипы. Роковая женщина Люси Тэнтемаунт, равно как и ее предшественница из «Шутовского хоровода» Майра Вивиш, — это, без сомнения, знаменитая Нэнси Кунард, знаковая фигура лондонской богемы 20-х годов. Ее непродолжительный роман с Хаксли был для писателя мучительным и оставил в его душе трагический след.

Любопытно, что подобные образы «эмансипированных дам» появляются и в произведениях Ремарка, Хемингуэя и других писателей «потерянного поколения». У большинства из этих героинь любимые мужчины погибли на фронтах Первой мировой войны. Кстати, возлюбленный Нэнси Кунард действительно был убит на фронте. Тип женщины-вамп, появившийся в литературе 20-30-х годов XX века, манит и привлекает героев-мужчин, но одновременно они испытывают страх перед свободной от общепринятых норм возлюбленной, видя в ней силу, разрушающую традиционные устои.

Под пером Хаксли личная драма писателя становится одной из характерных примет времени. Его удивительная чуткость ко всему происходящему и умение «одушевить» самые, казалось бы, абстрактные материи постоянно питали читателя идеями и типами, которые с легкой руки Хаксли выдвигались в центр горячих споров и, можно даже сказать, входили в моду. Так, безусловно растущей популярности его близкого друга и коллеги по перу Д.Г. Лоуренса способствовал образ писателя и художника Марка Рэмпиона, призывающего вернуться к природе, прославляющего здоровую чувственность «естественного», то есть не порабощенного машинной цивилизацией человека, в котором современники без особого труда узнавали будущего автора «Любовника леди Чаттерлей».

В образе старого художника Джона Бидлэйка узнавали английского живописца Огастуса Джона. Отвратительный ханжа и лицемер, издатель журнала «Литературный мир» Денис Барлеп — один из самых злых и блистательных гротесков Хаксли — это Дж. Мидцлтон Марри, журналист и редактор журнала «Атенеум», где самому Хаксли пришлось некоторое время работать обозревателем. Эверард Уэбли, лидер «Свободных Британцев», отдельными чертами напоминает фюрера британских фашистов Освальда Мосли…

Некоторые персонажи романа представляют собой как бы развитие типов, созданных впервые в «Желтом Кроме». Многословные сентенции по любому поводу, свойственные Скоугану и Барбекью Смиту, теперь произносят Барлеп и старший Куорлз, отец Филипа. Старик Бидлэйк — это то, что осталось от жизнерадостного здоровяка Гомбо.

Высший свет, интеллектуальные круги и художническая богема изображены в «Контрапункте» с большей силой сатирического отрицания, нежели в предыдущих романах. Пустота, никчемность, неприспособленность к жизни героев романа естественно диктуют необходимость противопоставить этим теням рода человеческого какие-то прочные положительные ценности.

Одной из таких ценностей продолжает оставаться искусство — картины Джона Бидлэйка, музыка Баха и Бетховена, работы старых мастеров. Искусство является одним из доказательств бытия Божия. Эту мысль отстаивает в финале Морис Спэндрелл — английская разновидность Раскольникова и Ставрогина, вместе взятых, — и хотя в целом жизненная философия Спэндрелла терпит крах, с его отношением к искусству автор явно солидарен. Искусство существует наперекор жизни. Джон Бидлэйк превратился в жалкую развалину, но его картины продолжают вызывать восхищение. Это интерпретируется Хаксли как одно из центральных воплощений всегда занимавшей его антиномии духа и плоти. Но сам писатель не верит в гармонию этих двух начал, и «Контрапункт» — горькое в том признание. Существование человека трагично, ибо оно неизбежно завершается смертью, а смерть всегда бессмысленна и жестока — таков взгляд Хаксли. И он, как нетрудно заметить, прямо предвосхищает писателей-экзистенциалистов. Английский критик К. Мей верно формулирует одну из главных проблем, волновавших писателя на протяжении всей его жизни: «Действительно ли смерть — это победа плоти над духом?»