Олег Алкаев - Расстрельная команда

Кое-что мне сделать удалось. Исполнение смертных приговоров стало производиться в «крытом» варианте, то есть в помещении и при отсутствии остальных осужденных. Я не знаю, насколько это облегчило страдания «смертников», но по крайней мере внешне процедура стала выглядеть более гуманной, ибо с момента объявления осужденному об отказе в его помиловании до расстрела проходило не более одной минуты. Кроме того, по согласованию с Прокуратурой республики им разрешили получать продуктовые передачи, что раньше было запрещено. Вот, в общем-то, и все мои «гуманные» акции в отношении самой сложной категории осужденных, содержавшихся когда-либо в Следственном изоляторе. Я понимаю, что ни колбаса, ни сало не заменят человеку даже минуты жизни, но не надо забывать и то, о каких людях идет речь, и что права на жизнь они лишены все-таки за дела, также далеко не гуманные.

Расскажите об обстоятельствах вашей эмиграции в Германию.

Выезд за границу я планировал давно. В ФРГ у меня появились родственники, которые и пригласили меня на отдых. Все шло по плану. Я взял отпуск, сдал документы в Посольство ФРГ и стал ждать ответа. Никаких помыслов о «бегстве» у меня не было. Ни в каких багажниках меня никто не вывозил. У меня даже сохранилось отпускное удостоверение, где пунктом проведения отпускного времени рукой кадровика указан город Берлин. Но наша власть не может по-человечески относиться не только к оппозиции, но и к людям, которые держат эту власть на своих плечах. К категории таких «столпов», я по характеру занимаемой должности и непростительной мне наивности относил и себя.

Дело в том, что когда я пытался лично выяснить причастность к похищениям людей высших должностных чинов МВД, у меня была одна единственная цель: раскрыть чисто уголовное преступление. Я был абсолютно далек от политики. Я и сейчас не стал к ней ближе. О какой политической деятельности или карьере может мечтать «тюремщик» и «палач», как это стало модным теперь меня называть, хотя я лично не убил даже курицу.

И мне было абсолютно непонятным поведение моего руководства, в частности, очень уважаемого мной в то время министра Наумова, который, заведомо зная о готовящихся публикациях в СМИ, расшифровывающих меня как руководителя специальной группы по исполнению смертных приговоров, не соизволил найти времени, чтобы переговорить со мной, предупредить меня. Возможно, мы могли бы найти какой-то выход, обеспечивающий безопасность мне и членам моей семьи. Но никому до меня не было дела. И только в день выхода оппозиционной прессы с содержанием моего и генерала Лопатика рапортов все заволновались. Стали судорожно искать меня. Но отнюдь не потому, чтобы позаботиться обо мне, а для того, чтобы я отмывал обосравшихся генералов и прокуроров. От меня требовалось немного – всего лишь публично заявить, что опубликованные документы являются фальшивкой, и имеют целью дискредитировать руководство страны в предвыборный период. Некоторые так и поступили, чем купили себе жалкое презренное существование. Я не смог этого сделать. Я не мог подыгрывать людям, которые настолько презирали своих подчиненных, что даже не сомневались в том, что Алкаев сделает так, как ему прикажут. Кто и в какие века в Белоруссии осмеливался выступить против мнения руководства, тем более такого всесильного, как МВД. Будучи сами бесхребетными, беспринципными и предельно трусливыми натурами с холуйской психологией, они видели в нас ещё больших холопов, чем сами. И, судя по всему, во многом были правы. Просчитались только с некоторыми, в том числе и со мной. В день выхода из типографии газет с публикациями в отношении меня я покинул Минск. Первое время я жил в Москве. Теперь уже можно об этом сказать. Предоставила мне квартиру и обеспечила всем необходимым для проживания семья одного бывшего заключенного, в частности, его супруга Жанна Смолярова. Низкий поклон им за это. Через некоторое время эта же семья привезла в Москву мой паспорт с визой, разрешающей мне въезд в ФРГ. И 25 июля 2001 года я прибыл в замечательный город Берлин, в котором проживаю и по настоящее время.