Петр Мультатули - Николай II. Дорога на Голгофу. Свидетельствуя о Христе до смерти...

На 1918 год в Екатеринбурге насчитывалось немногим более 80 000 обитателей. Война 1914 года изменила город и в особенности его население. Несмотря на то что многие екатеринбуржцы были призваны на фронт, в городе оставалось много мужчин-рабочих, так как работа на заводах, особенно на ВерхИсетском заводе, давала освобождение от воинской службы. Разумеется, как и во всех войнах, на фронт в основном уходили лучшие, а худшие, трусы, уголовники и «шкурники», пытались спрятаться от фронта на заводах и фабриках. Когда фронт развалился, Екатеринбург захлестнула волна дезертиров. В. П. Аничков писал в своих воспоминаниях: «По распоряжению Керенского уголовные имели право, сделав заявление о поступлении в армию, требовать освобождения из тюрьмы. На деле же, надев солдатскую шинель, они оставались на местах и начинали заниматься самым нахальным грабежом.

Предложение мое изолировать их, образуя особые роты, дабы спасти армию от тлетворного влияния уголовников, успехов не имело. Если Ленин воспользовался впоследствии всей этой сволочью в целях создания наибольшей анархии, то для чего понадобилось выпустить преступников Керенскому, я понять не могу» . [808] Аничков В.П. Екатеринбург — Владивосток. 1917–1922. М., 1998, с. 83–84.

Кроме того, Екатеринбург к 1918 году был наводнен военнопленными немцами и австрийцами, а также китайцами, приехавшими в город на заработки.

В результате под воздействием этих процессов население города менялось не в лучшую сторону, а вместе с ним менялся и город. Особенно эти процессы ускорились с приходом революции. Член французской военной миссии лейтенант Пьер Паскаль, находившийся в Екатеринбурге в мае — июне 1918 года, так описал его: «Около 2-х часов прибыли в Екатеринбург. Множество пленных австрийцев и даже немцев. Город — деревня. Несколько заводов. Много китайцев, солдат и рабочих. Никаких удобств, ни обывателей, ни ресторанов. Кинотеатры» . [809] Pascal Pierre. Mon journal de Russie. 1916–1918. Paris, L’Age d’Homme, 1975, p. 289–290.

К 1918 году Екатеринбург становится столицей «Красного Урала». Это объясняется в первую очередь тем, что, как мы уже писали, в городе были очень сильны позиции Свердлова. Фактически все первые люди большевистского уральского руководства были свердловскими ставленниками. Наводнившая город революционная чернь, руководимая присланными из Москвы большевистскими вожаками, сеяла в городе смерть и разбой. Постоянные экспроприации, всяческие насилия и расстрелы, чинимые над мирными жителями, сделались обычным явлением в жизни города 1918 года. Кроме того, Екатеринбург был охвачен уголовным террором.

В. П. Аничков вспоминал: «В Екатеринбурге никакого противодействия захвату власти большевиками сделано не было. Власть и до этого находилась в руках Совета рабочих и солдатских депутатов, там она и осталась. /…/

Первые дни переход власти к коммунистам не был особенно заметен. В Екатеринбург из Кронштадта прибыла сотня матросов, „красы и гордости Русской революции“. Начались обыски по квартирам. Производились они почти всегда ночью, часов с одиннадцати. Храбрые вояки врывались в квартиры с ружьями наперевес и начинали все перерывать. Обыватели абсолютно не знали, что можно было держать, а что — нельзя. Официально искалось оружие, но брали обычно все, что нравилось. /…/ Сопротивлявшихся или тащили в совдеп, или, что еще было редкостью, пристреливали на месте» . [810] Аничков В.П. Указ. cоч., с. 62.

Но в этот же самый момент в цитадели Свердлова, столице «Красного Урала», спокойно уживалась бывшая Николаевская Военная академия, переименованная в Военную академию Рабоче-Крестьянской Красной Армии. В марте 1918 года эта Академия по приказу Троцкого была эвакуирована из Петрограда в Екатеринбург. Всего она насчитывала около 300 офицеров. Вообще нахождение этой Академии в Екатеринбурге, по верному замечанию И. Ф. Плотникова, «по времени почти полностью совпало с пребыванием там семьи Романовых, ее гибелью» . [811] Плотников И.Ф. Указ. cоч., с. 127.

Насколько это «совпадение» случайно, до сегодняшнего дня сказать трудно. Но остается фактом, что слушатели Академии не предприняли ни одной реальной попытки не только освободить Царскую Семью, что, может быть, было и невозможно, но и хоть как-то облегчить ее жизнь в заточении.

Теперь два слова о настроениях екатеринбуржцев к Царской Семье в частности и к монархии в целом. Долгое время нас пытались уверить, что «уральские рабочие» были настроены крайне революционно и только и мечтали «отомстить» Царю. Однако на деле это было далеко не так. Мы уже видели, как рабочие врывались в большевистские учреждения, проклиная советскую власть и требуя обеспечения элементарных условий жизни.

Весной 1918 года в Екатеринбурге находился в ссылке великий князь Сергей Михайлович. Он проживал в доме Аничкова. Аничков вспоминает о посещении великим князем церкви в Пасхальную ночь: «Пасхальную заутреню великий князь решил провести в храме реального училища. Большой рост, серенький скромный пиджак, так плохо гармонирующий с окружающей сюртучной публикой, выдавали великого князя. Все обращали свои взоры в его сторону. Мне казалось, что это было не праздное любопытство, а взгляд измученных революцией людей, полных веры и надежды вернуться к прошлому и вновь увидеть Россию сильной и могучей державой под скипетром Романовых» . [812] Аничков В.П. Указ. cоч, с. 94.

В это же время рабочие разных екатеринбургских заводов говорили Аничкову: «Прежде жилось не хуже, но зато, если и приходилось шапку ломать, так перед настоящим начальством. А ныне перед кем кланяться надо? Перед своим же братом рабочим! А он тебе и ломается, и издевается, особливо если ты ранее знавал его да жил с ним не в ладах. Беда!» . [813] Аничков В.П. Указ. cоч, с. 114.

Кстати, когда белочехи вошли в Екатеринбург, то в подвалах ЧК и тюрьмы они нашли множество расстрелянных большевиками именно рабочих.

К Царской Семье екатеринбуржцы проявляли разные и большей частью сочувственные настроения.

В. П. Аничков: «Много публики проходило мимо дома. Многие ходили по противоположному берегу озера, с которого был виден балкон, выходящий на двор дома Ипатьева, в надежде повидать Царя. На этом балконе постоянно находился часовой, которого многие принимали за Государя. Ошибиться было легко, ибо расстояние было большое — около версты» . [814] Аничков В.П. Указ. cоч, с. 93.

Во время заключения Царской Семьи в Ипатьевском доме на имя Государя было доставлено письмо «русской женщины». В нем говорилось: «14 мая 1918 г. Здесь. Воскресенская ул. Дом инженера Ипатьева. Бывшему Императору Николаю Александровичу Романову. Дорогой Государь! Все, что есть лучшего в душе у женщины, святого, чистого, нежного, что мы можем только передать своему ребенку — мы, русские женщины, кладем к Вашим ногам, Государь» . [815] ГА РФ, ф. 601, оп. 2, д. 39.