Дж Сантаяна - Отсутствие религии у Шекспира

Некоторые исследователи творчества Сантаяны обращают внимание на качественное отличие, появившееся в европейском периоде его деятельности. Нам это мнение представляется не совсем точным: скорее всего он все-таки взращивал то, что посеял за годы, проведенные в США.

Четырехтомник "Царства Сущего", выходивший с 1928 по 1940 год, представляет собой систематизацию и обобщение философских размышлений зрелого мастера.

В годы II Мировой войны Дж. Сантаяна поселяется в римском католическом пансионе, где работает над трехтомной автобиографией "Люди и места", вышедшей в послевоенные годы. Размышления того времени о месте человека в обществе нашли отражение в книге "Господство и власть" 1951 г. Последние годы жизни были омрачены болезнями, очень притупились зрение и слух, но Дж. Сантаяна до последних дней работает над переводом любовной поэмы Лоренцо Медичи "Амбра". Писатель скончался 26 сентября 1952 года и похоронен в Риме на католическом кладбище, обретя покой среди соотечественников на специальном участке, выделенном для выходцев из Испании.

Данная статья "The absence of religion in Shakespeare" - "Отсутствие религии у Шекспира" впервые увидела свет на страницах декабрьского номера Бостонского журнала "The New World" в 1896 году /том 5, э22, с. 681-891/ и с тех пор традиционно кочует по сборникам литературно-критических работ Дж. Сантаяны. Однако обращает на себя внимание тот факт, что собственно литературно-поэтическая сторона творческого наследия Шекспира оставлена в этой статье без внимания. Автор ограничивается признанием гения Шекспира, впрочем, довольно голословным, ставя его в один ряд с такими титанами поэтических миров, как Гомер и Данте.

Итак, изящная словесность страдфордского волшебника Сантаяну в данной статье не интересует. О чем же автор хочет нам поведать?

Прежде всего обращает на себя внимание название статьи - "Отсутствие религии у Шекспира". Звучит по-американски угловато, что кажется непростительным такому мастеру поэтического слова, каким несомненно является Джордж Сантаяна. Слово "религия" отдает в названии холодной отчужденностью или, если угодно, казенной отстраненностью. Однако нам хотелось бы пресечь торопливые попытки записать автора в секту атеистов. Позволим себе ряд замечаний на эту тему с тем, чтобы представить себе отношение к религиозной жизни Дж. Сантаяны.

Родился он в Испании, в католической семье и, соответственно, был крещен в католичестве. Красота увиденных в детстве богослужений, величие средневековых храмов городка Авила оставили глубокий след в душе впечатлительного мальчика. Однако отец его, юрист и дипломат, ценящий идеалы Возрождения, рассматривал традиционные религиозные системы как искусственные, как некое человеческое изобретение и не более того. Известно, что Аугустус Сантаяна имел большое влияние на сына.

Юный Хорхес в 1872 году вступает на американскую землю и отныне называется Джорджем. Город Бостон, где он поселяется под крылом авантюрно-энергичной матери, является столицей Новой Англии, к тому времени кальвинистской. Убожество пуританских нравов с извечным духом стяжательства, когда материальное процветание связывается с неким "божественным предопределением" и это идет рука об руку с отвлеченным ханжеским морализаторством, "благородной традицией" в искусстве, точнее сказать, теми застойными формами, что были вывезены некогда с Альбиона, и доступ к ним свежего воздуха заказан, - такое положение дел не отвечало, мягко говоря, представлениям юного Джорджа Сантаяны о прекрасном. Кроме того, католицизм здесь рассматривался как средневековый предрассудок, еще, увы, бытующий среди невежд. В этой цитадели заокеанской свободы Сантаяна остается холоден как к поэзии накопительства и восторгам ростовщичества, так и к куцему господствующему культу. Неудивительно, что слово "пуританин" в устах Сантаяны звучит почти как ругательное. Доподлинно известно, что он часто и охотно посещал церковь эмигрантов из Германии, хотя, по его собственному признанию, единственно ради певшего там хора (добавим, что тогда он еще не знал немецкого языка).

В то время на территории США уже находилось довольно много католических храмов, однако не сохранилось свидетельства, что Сантаяна посещал их. Обилие же скульптуры, представленное по обыкновению в католических храмах, заставляет вспомнить довольно жесткое высказывание Сантаяны по поводу церковного изобразительного искусства: "Ни одна религия не дала картины божественного, которую люди не воспроизвели бы с изрядной безнравственностью. ("Смысл в искусстве", Нью-Йорк, 1948 г., с. 175/.

Тем не менее, представляется, что вышесказанное являет собой лишь некое пояснение предложенной Вашему вниманию статьи Дж. Сантаяны и отнюдь не противоречит сказанному там о значении неземного для целостности нашего мировоззрения. Это слова не безбожника. Безусловное требование Дж. Сантаяны к подлунному миру - это разумность во всем, т.е. мера, что с необходимостью подразумевает Высшую Меру.

В заключение сказанного, опуская многословные доводы, которые представляются нам неуместной перегрузкой данного текста, хотелось бы привести слова известного исследователя творчества Дж. Сантаяны Уилларда Арнетта: "Бог для Сантаяны - идеальное совершенство и гармония различных составляющих Вселенной. Бог - это не некая сила, но идеал; Бог - это тот, кого взыскуют...".

Дж. Сантаяна

Отсутствие религии у Шекспира

Мы традиционно почитаем творчество Шекспира всеобъемлющим и видим в этом одну из важнейших его заслуг. Ни один поэт не дал такого многостороннего выражения человеческой природы и не представил так много страстей и настроений с соответствующим разнообразием стиля, чувства и средств выразительности. Поэтому, если бы нас попросили отобрать один памятник человеческой цивилизации, который уцелеет до будущих веков или будет перенесен на другую планету, чтобы свидетельствовать тамошним обитателям о Земном, мы бы, вероятно, выбрали сочинения Шекспира. В них мы признаем вернейший портрет и лучший памятник человеку. И все же, археологи будущего или космографы иной части вселенной после добросовестного изучения нашей жизни по Шекспиру, остались бы в заблуждении относительно одного важного вопроса: едва ли бы они поняли, что у людей была религия.

В произведениях Шекспира присутствуют многочисленные восклицания и призывы, которые мы признаем за свидетельства общераспространенных религиозных идей, поскольку имеем и другие источники познания. Шекспир перенимает их, как и все остальное в своем словаре, от окружающего общества. Но он почти никогда не сообщает им исходного значения. Так, пояснением к сказанному Яго слову sblood могло бы послужить изложение основ христианского вероучения, но Яго при этом далек от христианских настроений, как, впрочем, и Шекспир, равно как и любой раб, восклицающий на страницах Плавта и Теренция "hercule", не задумывается в тот момент о добродетелях Геракла и достоинствах его двенадцати подвигов. Подобные восклицания - это окаменелые ископаемые набожности. Геолог признает в них останки некогда деятельной набожности, но теперь это лишь камешки, фишки в бессознательной игре со средствами выразительности. Чем более необременительно и частотно их использование, тем более выхолощенным представляется их содержание.