Сергей Носов - Тайная жизнь петербургских памятников

А еще нам надо назвать Константина Дмитриевича Ушинского, педагога. Это его книга лежит у нее на коленях: «Детский мир» — книга для первоначального чтения.

А еще надо назвать Александра Ильича Скребицкого, историка, автора фундаментального четырехтомного труда о крестьянской реформе и врача-окулиста. Попечительство о слепых Грот создавал вместе с ним. Книга Ушинского, что на коленях у девочки, — это не просто одно из бесчисленных изданий «Детского мира», это первая русская книга для незрячих, вышедшая в феврале 1882 года тиражом триста экземпляров. И была она издана благодаря энергии, воле, не сказать, одержимости Скребицкого. Разработка шрифта, расходы на издание, решение множества технических задач — все это он брал на себя. Позже Скребицкий станет приверженцем Брайля, но тогда Экспедиции заготовительных государственных бумаг, выпустившей книгу в свет (как только не обыгрывалась эта оппозиция тьмы и света!..), пришлось изобретать особую бумагу, пригодную для рельефного шрифта.

Шрифт Скребицкого изготавливали в Вене, а в Париже, спустя двадцать лет, Антокольский с невероятной дотошностью воспроизводил истинные формы страниц, на которых незрячая девочка в его мастерской открыла книгу. Можно подойти к памятнику и посмотреть, что читает слепая, касаясь пальцами правой руки рельефных букв книги. Это 95-я страница — выпуклые буквы отчетливо видны. Буквы на 94-й, что слева, тоже видны, но они вдавлены и даны в зеркальном отражении, эта страница не для чтения, это всего лишь обратная сторона «читабельной», закрытой от нас 93-й.

Первая фраза на 95-й имеет начало на предыдущей странице, там, если перевести с зеркального:

МНОГО, ОЧЕНЬ МНОГО

и далее на 95-й уже:

ЗНАЕТЪ И УМЕЕТ ДЕЛАТЬ КРЕСТЬЯНИНЪ И ЕГО НИКАКЪ НЕЛЬЗЯ НАЗВАТЬ НЕВЕЖДОЮ, ХОТЯ БЫ ОНЪ И ЧИТАТЬ НЕ УМЕЛЪ. ВЫУЧИТЬСЯ ЧИТАТЬ И ВЫУЧИТЬСЯ МНОГИМЪ НАУКАМЪ ГОРАЗДО ЛЕГЧЕ, ЧЕМЪ УЧИТЬСЯ ВСЕМУ

— дальнейшее закрывают пальцы. Невероятный памятник. Это еще и памятник книге — абсолютно конкретной книге. В Петербурге немало как бы «читающих» памятников, но только здесь — читают по-настоящему.

О чем читаем, о том и думаем. Вот еще удивительная особенность этого памятника. Нам достоверно известно, о чем думает девочка со столь сосредоточенным лицом. Это еще и памятник определенной мысли.

Пожалуй, самый трогательный памятник в Петербурге. И хотя каламбурить здесь не совсем уместно, скажу, что он действительно провоцирует на тактильное восприятие — хочется потрогать. Памятник несомненно был выполнен с тем расчетом, чтобы его касались, и особенно — букв 95-й страницы. Для того не надо ни вставать на цыпочки, ни наклоняться.

Различая пальцами формы букв, я вспомнил, как в Гамбурге оказался на необычной интерактивной «экспозиции». Нам предлагалось почувствовать на себе, что такое мир незрячего. Выдав каждому по трости, нас запустили в абсолютно темное специально организованное пространство. Мы «шли по городу», переходили улицу, прислушиваясь к шуму машин; очутившись на рынке, старались сделать покупки, выбирая на ощупь фрукты и овощи. Заходили в дом, полный самых обычных предметов, переставших казаться знакомыми. Ощущения непередаваемые. Там умеют обращать внимание на чужие проблемы.

Это я к тому, что, касаясь бронзовых букв, отчетливо понимаешь, насколько для многих памятник «свой». Вот и маленький тайничок, в который уместилась пара монеток.

В год столетия училища на Песочной кто-то перед школой на Шаумяна пытался украсть фигуру девочки с книгой. Еще бы немного, и арматура была бы окончательно перепилена. Пришлось фигуру убрать, одно время бюст Константина Карловича пребывал в одиночестве. Каким-то специальным способом фигуру девочки потом приварили, говорят, навечно, — академику Опекушину такая инженерная задача и в дурном сне не могла бы присниться.

А в мае 2000-го украли бюст Грота. Через несколько дней он был обнаружен милицией. Разумеется, в скупке.

Сейчас памятник цел. Площадка благоустроена. Даже раскрашен бетонный забор со стороны интерната — с геометрическим разнообразием. Разноцветно. Нарядно. Хотя и не все видят.

Иногда памятникам бывает полезно не показываться на глаза людям, особенно если в силу исторических катаклизмов возникает в обществе против увековеченного лица устойчивое предубеждение. Вот такое нехорошее отношение к себе начал как-то у многих вызывать Ленин Владимир Ильич, и стало ленинским памятникам доставаться… Тут бы им и притаиться, переждать, спрятавшись, трудное время. А как это притаиться, если памятники Ленину, как правило, на виду? Да и вообще памятникам по жизни надлежит быть хорошо видимыми.

Одному определенно удалось. Один точно спрятался. Памятник Ленину в Ботаническом саду, установленный здесь в начале тридцатых. С книгой в руке — сидит Ильич и о чем-то мечтает. Сам из бетона отлит, и пьедестал тоже бетонный. Уж если бронзовому вождю, да еще с дорогим гранитным пьедесталом, суждено было исчезнуть из Юсуповского сада, то, казалось бы, этому в Ботаническом, по-простецки бетонному, и подавно подписать приговор ничего не стоило — даже без всяких ссылок на идеологию, по чисто формальной причине: срок, мол, истек, пора — материал временный, бетон есть бетон.

Нет, уцелел. Он в зелени спрятался. Из-за ограды его не увидишь. И даже не разглядишь со ступенек, ведущих в здание Ботанического института, рядом с которым он и воздвигнут.

Строго говоря, это не оригинальный памятник. Это клон. Но тем он и замечателен, что первый из серии клонов. Ибо оригинал приказал долго жить, а за гибелью оригинала его почетный статус как бы завещается последователю.

Под словом «оригинал» я имею в виду точно такой же бетонный памятник Ленину с книгой в руке, установленный чуть раньше, в 1932 году, на главной аллее парка Политехнического института. Вот тот был на виду.

Автор памятника Сергей Дмитриевич Меркуров — скульптор в свое время очень известный, очень влиятельный, очень, если можно применить к такой величине это слово, успешный. Дважды получал Сталинскую премию, и оба раза за памятники Сталину. Нет, уточним: первый раз, собственно, за два памятника — и Ленину, и Сталину, оба — из мрамора (Кремль, ВСХВ), а вот второй раз — уже за Сталина единолично — из кованой меди (Ереван). Высота ереванского вместе с пьедесталом была под пятьдесят метров! Меркуров и прославился как скульптор-монументалист. Знаменитые Ленин-колосс и Сталин-колосс — на берегах канала им. Москвы воздвигались трудом заключенных по проекту Меркурова. Модель, созданная Меркуровым, должна была служить прообразом восьмидесятиметровому Ленину на верхотуре так и не построенного Дворца Советов.