Мадлен Лево-Фернандез - Хелена Рубинштейн. Императрица Красоты

Остается загадкой, было ли правдой то, о чем она рассказывала много позже: якобы ее родители и сестры придерживались ортодоксального иудаизма, и мать, как все замужние еврейские женщины, носила парик. Истории ее детства весьма противоречивы, и неспроста она говорила в интервью журналистам, что интересная ложь гораздо лучше скучной правды!

Благодаря очарованию Августы в доме царила атмосфера нежности и спокойствия, которая сочеталась с отцовской строгостью. «Она была одной из тех польских женщин, в которых Шатобриан видел соединение одалиски и валькирии», – напишет потом Хелена [3] Helena Rubinstein. Je suis Estheticienne. Editions du Conquistador, 1957, р. 18. .

У этих так непохожих друг на друга супругов родились десять детей, но выжили восемь дочерей: Хелена, Полина, Роза, Регина (мать Малы, которая сыграет важную роль в профессиональной жизни Хелены), Стелла, Цеска, Манка и Эрна. Когда родилась седьмая сестра, Хелене едва исполнилось десять. В старом большом доме, заполненном антиквариатом, безделушками и запыленными старинными фолиантами, бегали восемь девчонок, даря ему свои игры, смех, плач и крики. Хелена начала помогать матери вести хозяйство очень рано и стала посредником между властными родителями и проказливыми младшими сестрами. Вот она – неблагодарная роль старшей сестры! «Быть старшей из восьми дочерей – ответственность не по летам! Это значит нагрузить себя огромным количеством обязанностей, о которых в таком возрасте даже не думают, а просто играют в куклы!» – признавалась она [4] Helena Rubinstein. Je suis Estheticienne. Editions du Conquistador, 1957, р. 20. . В двенадцать лет она настояла на том, чтобы взять на себя работу экономки. Она занималась покупками, выбирала ткани и белье для дома – у нее был врожденный вкус к качественным вещам. Она даже попыталась установить некоторые правила ведения дел для отца, что было, вероятно, очень непросто.

Несмотря на финансовые сложности, впрочем весьма относительные, Рубинштейны были в прекрасных отношениях с буржуазией Кракова и несколькими аристократическими семьями, которые в свою очередь были почти разорены во время мятежей 1863 года, но продолжали жить в роскошных замках. Хелене нравились торжественные визиты в эти огромные дворцы, где сохранялось все их великолепное убранство – персидские ковры, причудливая мебель из Константинополя, витринные шкафы с драгоценной посудой и медальонами чеканного серебра, которые переходили от поколения к поколению.

Иногда вся семья участвовала в больших праздниках, во время которых танцевали полонез. Мужчины надевали традиционный костюм – парчовый кафтан, подбитый собольим мехом, украшенный драгоценными камнями. На поясе сверкал дамасский клинок… На столь блестящем празднестве обходились самым простым угощением, и это все принимали с юмором. На роскошно убранный стол подавали только флакис (потроха), бигос (кислую капусту), маринованную в уксусе капусту и, конечно, картошку и колбасы. Пекли много видов хлеба, даже черный хлеб из ржаной муки.

Зимой всегда ели супы. Хелена обожала zupa grzebowa из сухих грибов в бульоне, с маслом, солью, мукой, сметаной и молоком и barszez – польский вариант украинского борща. При этом она испытывала настоящее отвращение к czerna – по-видимому, самому специфическому блюду, которое невозможно представить себе на столе западного замка. Его готовят на бульоне, в котором варят рис или лапшу, и под конец добавляют немного свежей крови…

В дни поста всегда ели пресноводную рыбу – форель, щуку и карпа из польских водоемов. Многочисленные рыбные блюда всегда готовились с большим количеством лука и перца.

Иногда семья Рубинштейн ходила в гости после обеда – тогда пили herbata – разновидность очень крепкого чая, который подавали в стаканах и пили в огромных количествах в любое время суток.

Вкус к редкостным картинам, мебели и украшениям, который Хелена культивировала в себе всю жизнь, был воспитан в детстве. «Постоянно находиться в окружении произведений искусства – это то же самое, что заботиться о своем внешнем виде. Только здесь речь идет о красоте и здоровье внутреннем. В идеале эти две стороны жизни и должны питать вдохновение и талант», – скажет она потом.

Конечно, Краков – город очень богатый памятниками прошлого. Хелена жила в самом сердце польского искусства. Когда она, держа Горация за руку, пересекала огромную, в сорок тысяч квадратных метров, Главную рыночную площадь, окруженную со всех сторон старинными зданиями, из которых даже самые скромные имели историческую ценность, ее взгляду постоянно открывалось вокруг нечто прекрасное. Она привыкла жить в красоте. А вот далекое от диетического меню и частые визиты в лавку delikatery (сладостей и выпечки), которые так любили во времена ее детства, стали причиной того, что в книгах, посвященных красоте, Хелена Рубинштейн настаивает на употреблении исключительно легкой пищи.

Хелена многим обязана образованности отца, а ведь Гораций интересовался не только прошлым. Увлечение современной польской, французской и итальянской литературой способствовало некоторому либерализму суждений. Во Франции тогда театральное искусство пришло в упадок, но литература процветала, хотя и была подвержена влиянию изменчивой действительности – жанр романа оставался самым популярным. Творчество Мопассана иллюстрирует ярким образом эту приверженность натурализму, которому все постоянно пророчили конец. Эмиль Золя публикует большой труд, многотомную серию романов «Ругон-Маккары», невозможно не заметить гений Флобера, Гюисманса, Гюго, рассыпающего последние искры своего таланта, и только что появившегося в литературных кругах Альфонса Доде. В Италии же литература переживала кризис. Итальянское общество осознало, что произведения с романтическими сюжетами уже неинтересны. Под влиянием позитивизма и натурализма появляется новое литературное направление веризм (vérisme) во главе с Джованни Верга. В конце века новые идеи бурлят по всей Европе, и Гораций Рубинштейн погружается в них с головой. Его страсть к литературе, искусству и философии повлияла на увлечение дочери последними научными открытиями, а много позже – на ее интерес к тем формам искусства, которые не всегда понимали современники.

Первым детским косметическим опытом для маленькой Хелены стали сеансы у парикмахера, а вторым, впрочем, совершенно случайно, – знакомство с кремом для лица. Этот крем привезла часто их навещавшая подруга Августы, актриса Модеска, очень популярная в то время. Модеска пользовалась уникальной мазью, составленной специально для нее венгерским химиком, профессором Якобом Ликуски: это была смесь трав, миндального масла и экстракта древесной коры. Модеска обычно привозила несколько баночек в подарок, когда приезжала в гости. По вечерам, когда Августа приходила поцеловать дочерей на ночь, она проверяла, не обветрились ли у них лица, если погода была ветреной или шел снег. Мать нежно втирала немного крема в их порозовевшие щеки. «Это сделает вас еще красивее, – шептала она, обнимая девочек, – а быть красивой – значит быть женщиной».