Журнал «Если» - «Если», 2005 № 08

Да, Мартин был ее подобием, и только глаза у него были другими. Он унаследовал их от человека, которого Бианта тщетно пыталась забыть — человека, который погиб, стремясь помешать ей бежать на восток с их общим ребенком.

Напряженная тишина в тронном зале еще больше сгустилась. Придворные, разумеется, сразу заметили сходство между пришельцем и Би-антой, но сам Мартин еще не видел матери. Стоя посреди зала, он смотрел прямо в лицо владыке Эвергарда.

Лорд Вьетрэ поднялся на ноги и вынул из ножен легендарный меч Фидор. Его магический клинок сверкал и переливался, точно был сделан из друзы горного хрусталя, в которой отразился первый луч зари, и по стенам заструились радужные блики. Придворные испуганно замерли; никто не осмеливался даже шептать. В присутствии обнаженного клинка нельзя было лгать ни намеренно, ни случайно — стоило произнести хоть одно лживое слово, и на лезвии тотчас выступали капли крови или слез. Заключенная в мече магия была способна свести с ума любого человека или демона, поэтому владыки Эвергарда старались не обнажать клинок без крайней нужды.

— Я никак не могу понять, глуп ты или, наоборот, умен, — негромко проговорил лорд Вьетрэ. — Ответь мне, кто ты такой и зачем к нам пожаловал?

— Я был мечом у пояса Императора, его поединщиком, — ответил Мартин. — И как вещь своего господина не имел имени. — Он на мгновение крепко зажмурился, потом снова открыл глаза. — Теперь меня зовут Мартин. Я пришел, потому что у Императора есть другие бойцы, чтобы выполнять его приказы. А мне эти приказы перестали нравиться.

Лорд Вьетрэ бросил быстрый взгляд на меч. Хрустальный клинок оставался чист и все так же сверкал. Мартин говорил правду.

— Не самое подходящее время ты выбрал, Мартин, чтобы переходить из одного лагеря в другой, если, конечно, ты действительно решил оставить Императора. Прости, что сомневаюсь в твоих словах, но… Я вижу, на тебе по-прежнему одеяние наших врагов, которое, кстати сказать, чуть не до полусмерти напугало стражу.

— Так получилось, — ровным голосом сказал Мартин и слегка пожал плечами. — Я покинул армию Императора, когда демоны усмиряли какую-то деревню, название которой мне неизвестно, и переодеваться было некогда. Кроме того, в походе все носят военную форму. Надеть другую одежду означало бы вызвать ненужные подозрения.

— И ты не боялся, что тебя поймают и убьют на месте? — спросил один из советников.

Мартин снова пожал плечами.

— В процессе подготовки меня обучили трем магическим заклинаниям. С помощью одного из них я могу проходить невредимым мимо стражи. Второе добавляет отваги. Третье помогает двигаться бесшумно, как тень.

Бианта бросила взгляд на магический меч. Клинок по-прежнему сиял чистым, голубовато-розовым светом.

Леди Иастр слегка откашлялась.

— Простите мое невежество, — сказала она. — Я не так хорошо информирована, как остальные, и к тому же не слишком быстро соображаю… Вы упомянули, что были «в походе»… Разве гвардия Императора участвует в регулярных военных действиях?

Мартин повернулся в ее сторону и, конечно, тотчас заметил стоявшую рядом Бианту. Он коротко вздохнул, и Бианта почувствовала, как ее лицо превращается в неподвижную каменную маску. Ей хотелось улыбнуться сыну — вернее, незнакомцу, в которого тот превратился, но она никак не могла совладать с собой.

«Ответь же!.. — взмолилась она мысленно. — Скажи, что через столько лет ты решил отыскать меня, что ты хочешь быть со мной!»

Мартин справился с потрясением.

— Я должен был предупредить, — сказал он. — Смерти я не боюсь, к ней я привык… — Его голос чуть дрогнул, но он продолжал смотреть прямо в лицо лорду Вьетрэ и не опустил взгляда. — На этот раз Император решил отправиться в поход со своей армией, поэтому сражаться с демонами вам будет особенно трудно.

При этих словах придворные не выдержали и тревожно зашептались, а леди Иастр с беспокойством взглянула на Бианту. Магический меч замерцал сильнее — его клинок отражал все оттенки страха, все краски отчаяния.

— Прошу вас, милорд, — проговорил Мартин, чуть возвысив голос.

— Позвольте мне помочь вам! Возможно, я слишком поздно понял, что война — это не только приказы, которые солдат обязан выполнять, что люди на другой стороне сражаются и умирают за свои дома, за своих близких…

«За своих близких…» — машинально повторила Бианта, глядя на спокойное, как полированный металл, лицо сына и чувствуя растущую в душе горечь. Очевидно, она произнесла эти слова вслух, так как леди Иастр предостерегающим жестом положила руку на ее предплечье.

— Но я все-таки это понял, — продолжал Мартин, — и поэтому прошу: разрешите мне помочь вам или убейте меня! Полагаюсь на вашу мудрость, милорд. Хочу лишь добавить, что какое бы решение вы ни приняли, вы выиграете, так как лишите Императора одного из лучших бойцов.

Его лицо было бледным, почти как свет, исходивший от клинка Фидор. Затаив дыхание, Бианта ждала, что ответит Вьетрэ.

Лорд медленно спустился с тронного возвышения и встал перед Мартином. Лицо владыки Эвергарда выражало озабоченность, тревогу

— и непреклонную решимость.

— Готов ли ты поклясться в верности жителям Пограничья и его владыке? — спросил он.

— Да, — не колеблясь ни секунды, ответил Мартин.

Да, мысленно повторила Бианта, сражаясь с терзающими душу сомнениями. Когда она пришла в Эвергард, то ничего не знала о том, какими свойствами обладает меч Фидор. Маг-кузнец, выковавший клинок, пожертвовал своей жизнью, но создал оружие, которое гарантировало, что в Пограничье никогда больше не появится предатель, подобный лорду Мьере. Ну, или почти гарантировало… Много лет назад лорд Вьетрэ допрашивал Бианту точно так же, как сейчас он допрашивал Мартина, и обнаженный меч в его руках словно зеркало отражал скрытые за словами мысли, помогая обнаружить любую ложь.

Но, как впоследствии узнала Бианта, это было не единственное свойство волшебного клинка. Только много позднее Вьетрэ рассказал ей, что меч Фидор убивал всякого, кто посмеет принести на нем ложную клятву. Когда-то давно один из претендентов на трон Эвергарда поклялся на нем служить народу Пограничья верой и правдой — и упал замертво. В другой раз стражник, охранявший первую леди Эвергарда, разбудил свою госпожу за три часа до рассвета, чтобы предупредить о заговоре, участником которого был. Когда-то он тоже принес присягу на мече, поэтому, выйдя из покоев госпожи, стражник отправился к дверям сокровищницы, где обычно хранился волшебный клинок, и пронзил себе грудь кинжалом. С точки зрения поэзии, это, наверное, было и красиво, и эффектно, но Бианте совсем не хотелось, чтобы ее сын стал героем новой легенды, связанной с магическими возможностями меча. Интересно, подумала она вдруг, как чувствовала себя Пайен, когда странствующие менестрели начали распевать о предательстве ее отца на всех перекрестках?