Светлана Савина - Скрипка и немножко нервно

Входит Могильщик, удивлённо смотрит на Секретаря, берёт две лопаты.

Могильщик (Старшему): Там клиента привезли. Играть сможешь?

Старший, не оборачиваясь, медленно кивает.

Могильщик:Ну, давай. (уходит)

Секретарь:Какой колоритный персонаж! Ты мне потом о нём расскажешь. Может, втиснем его в шедевр… Слушай, но девка-то эта с какой фантазией оказалась! Как о концерте твоим лапшу навешала! Как взаправду…

Старший достает из-под подушки футляр, вынимает скрипку и, тяжело поднявшись, идёт к выходу.

Секретарь:Кстати, твоё имя тоже высекли на плите. Хоронил весь город! Газета траурная вышла — целиком посвящена твоей биографии. (достаёт из-за пазухи газетный лист небольшого формата, кладёт на «стол», ставит сверху недопитую бутылку.) Глядишь, улицу твоим именем назовут… Слушай, ну почему же ты не умер?

Старший (оборачиваясь у двери, тихо): Что вам от меня надо?!

Секретарь растерянно смотрит на него. Старший выходит, столкнувшись в дверях с Издателем. Издатель, что называется «солидный господин», некоторое время озадаченно смотрит вслед Старшему.

Издатель (поежившись): Глаза какие страшные… Это кто ж такой?

Секретарь:Музыкант кладбищенский. (Пинает ближайшую бутылку) Пьянь.

Издатель:Есть в нём что-то… в лице… от одного… (делает жест, будто взмахивает смычком)

Секретарь:От кого?

Издатель:Тебе его имя ничего не скажет. Если уж тебе и «Бах» ничего не говорит…

Старший отворяет дверь, снимает висящую на гвозде шляпу, исчезает.

Издатель (внимательно следивший за Старшим): Нет, ничего общего… Показалось. (оглядывается) М-да… Помнится, когда тебя попросили адаптировать к современности сказку «Пастушка и трубочист», и ты читал мне свои бредовые наброски на каком-то загаженном чердаке, «создавая атмосферу», я пытался оправдать тебя в своих глазах, чтобы не убить тебя на месте — как-никак, время от времени в твоём словоблудии мелькали слова «трубочист» и «крыша». Но теперь-то тебе доверили сочинить маленькую заметочку в детский журнал, в рубрику «Из жизни животных»! Я ожидал, что ты назначишь встречу где-нибудь в зоопарке.

Секретарь (смеясь): На скотобойне! Я ведь специализируюсь на трагедиях.

Издатель:Покажи мне хоть одну — на бумаге и твоим почерком!.. Ладно, зачем ты меня сюда вызвал? Только излагай быстрее, у меня ещё дел по горло.

Секретарь:Есть потрясающий сюжет! Животные подождут!

Издатель:Опять? Слушай, я вожусь с тобой исключительно из уважения к твоей чудной семье, которой я многим обязан. Но что ж мне, до конца дней своих мучиться?

Секретарь:Да ты послушай! Представь: он — музыкант-самоучка, сбегает из родной глуши, где его не ценят, в столицу, где, конечно, тоже никто не оценил. Он спивается, селится на кладбище, кормится подачками на похоронах. И тут возникает человек…

Издатель:Откуда возникает?

Секретарь:Ну, просто подсаживается в кабаке… тут рядом… Так вот, возникает некий меценат, который одевает его, обувает и везёт на шикарной машине в его, алкаша этого, родимый дом, где они уверяют всех, что этот алкаш — мировая знаменитость.

Издатель:А смысл? Зачем? Бред какой-то…

Секретарь:Ну, алкашу приятно, вроде как отомщён, сбылись мечты…

Издатель:Это понятно. Придурку-то этому, меценату это зачем?

Секретарь:Да просто из интереса — поглядеть, что будет. Только ещё условие он поставил — чтобы алкаш в финале покончил с собой. Для логического завершения картины. Красиво, правда?

Издатель:Чушь! (порывается уйти)

Секретарь:Погоди! Там ещё будет любовная линия: он и проститутка, которая полюбит его чистой любовью.

Издатель:И, конечно, не сможет пережить его смерть?

Секретарь:Да!

Издатель:Ну, тут уж даже из уважения к твоей супруге… Во-первых, совершенно бредовый сюжет. Хотя, твоей фантазии и на подобное бы не хватило. Не сомневаюсь, что это пьяные галлюцинации этого… (кивает на дверь) Во-вторых, это слишком избито: неудачник, выдающий себя за счастливчика, раскаявшаяся проститутка… Ты её ещё Марией назови! Магдалиной! Было всё это и не единожды. «Он играет на похоронах и танцах» — расхлёбана тема. А главное: талант, — он из ничего создаст нечто. А тебе дай всё, разжуй, а всё равно в итоге получится ничто. И объяснение этому есть. Графомания называется. Ты лечись! (снова идёт к двери)

Секретарь:Значит, уже было?

Издатель:Да было, было, было! Ерунда всё это! Чушь! Бред!.. До чего ж ты достал уже сюжетами своими идиотскими! (уходит)

Секретарь:Знал бы ты, сколько я за них каждый раз плачу… Выходит, зря. Значит, всё впустую. (пьёт из бутылки, стоящей перед ним на «столе», комкает газету, отбрасывает её в сторону) Всё зря, зря, зря… Ладно! Забыли. (Идёт к двери) Могильщик! (достаёт из-за пазухи непочатую бутылку) Поговорим о жизни, могильщик! (выходит)

Уже давно где-то вдали звучит скрипка — тот самый реквием Старшего. Постепенно звук становится всё громче, мелодия звучит уже в полную силу: Свет меркнет, сторожка исчезает. В глубине сцены в полумраке возникает рояль, на котором, ссутулившись, сидят Мать, сестры, Барабанщик, Аполлон. Чуть в стороне стоит Мария.