Жак Одиберти - Антология современной французской драматургии

МАТЬ. Чтобы мужчина сделал мне ребенка, кое-что понадобилось, не так ли? Понадобилось, чтобы я, лично я, согласилась ему отдаться.

ОТЕЦ. Ты вспомни, на сухом горохе, на чердаке.

МАТЬ. Свинья! У меня был только один мужчина. И этот мужчина — мой сын. Он — мужчина.

ОТЕЦ. Ладно. Ладно. В таком случае пойду-ка проверю окно. Рама шатается.

МАТЬ. Тебя ничем не проймешь.

РАБОТНИК (Отцу, кивая на Мать). Хозяин, я так полагаю, священники ее задурили.

ОТЕЦ. И обратное случается. Супруга у меня задурит голову даже понтифику. (Резко.) Чего это ты зовешь меня хозяином? Я сам подвластный. И всегда она надо мной властвовала. Мария уважает брак.

РАБОТНИК. Плевать она хотела на супруга. Вплоть до ненависти. Будь она моей женой…

МАТЬ. Стара, но уверена в себе. Уверена в себе так, как мой сын в себе уверен. Уверена до самой глубины души, что никогда я не погибну, никогда. Мы навек вдвоем. Мой сын, мой друг, всего тебя имела я в себе. Ты можешь погонять коня, ты можешь объезжать невинных девушек, теряющих тут же свою невинность. В свою крепость недоступную я тебя помещаю. Я содержу тебя в себе. Всего и целиком. Где бы ты ни был, что бы ни делал, я сжимаю тебя в глубине своего тела. Старая, но без изъяна, вся налитая, налитая доверху, до кончиков ногтей, и налитая самой яркой красотой, самой могучей и бесчеловечной силой. Старая, сияющая, как звезда, ни разу я не дрогнула и никогда не дрогну, разве что от света, исходящего из меня и в меня входящего. Исходящего, и входящего, и покидающего меня, но я его храню и почитаю… У себя… в себе… (Внезапно замечает присутствие Мадлоны и спохватывается.) А вы что здесь делаете?

МАДЛОНА. Мадам… Мадам Мари! Вы думаете, он вернется?

МАТЬ. Возвращайся, дядя тебя ждет. Пошла.

МАДЛОНА. Но если Миртию не суждено вернуться, я отправлюсь с ним.

МАТЬ. Кретинка… Только что я слышала его коня. Он уже вдоль каштанов скачет.

МАДЛОНА. Никогда я его не покину, даже если он меня покинул. (Выходит.)

Матьснимает с головы черный платок, обнажая седые волосы, и уходит.

На авансцену выходят Работники Отец.

РАБОТНИК (передавая Отцу какой-то предмет). Глядите, что я, вскапывая виноградник, отыскал сегодня утром.

ОТЕЦ (разглядывает предмет). Как красиво. (Расшифровывает надпись на предмете.) «Единый есть Единый, и человек его не понимает». ( Возвращает предмет Работнику.) Это шпора, мусульманская. Всего лишь триста лет назад мусульмане занимали нашу местность. Они долго здесь пробыли.

РАБОТНИК (отпуская привычное ругательство, никому не предназначенное). Вот лукавый! Сыну надо было ее отдать, чтобы он вернул ее туда.

Львиный зал (львы мозаичные) во дворце императора Феопомпа, в Константинополе, столице Византийской империи. Молодой человек и девушка, одетые весьма легко, репетируют танец. Время от времени произносят всего несколько танцевальных терминов. У входа в зал стоит на страже военный в шлеме с великолепным гребнем.

КЛАССИКОС. Ногой… Тебе необязательно крутить ногой…

Пауза.

Смотри. He выгибайся.

Пауза.

Все получится. Ты понимаешь, должно получиться некое подобие напряженной легкости.

Пауза.

Начнем сначала… Третье па…

Входит Врач. Он в ниспадающих одеждах. Бритое лицо.

Оба танцора замирают.

ВРАЧ. Прошу вас… Не обращайте на меня внимания.

КЛАССИКОС. Мы почти закончили.

ВРАЧ. А почему вы репетируете здесь? Мне лично, вам это известно, все равно.

КЛАССИКОС. Нам самодержец позволяет.

НЕРЕБИС. И даже нам приказывает.

КЛАССИКОС. Это место лучше всего отапливается во всем дворце. Мы не боимся здесь простыть, после того как разогреемся.

ВРАЧ. А что вы готовите?

КЛАССИКОС. Наш весенний номер. Сюжет — от сотоварища самодержца.

НЕРЕБИС. Он не велел нам ничего говорить, но с вами никакого риска. Я изображаю лицемерие природы.

ВРАЧ. А он?

НЕРЕБИС. Он? (Классикосу.) А что изображаешь ты? Ответь!

КЛАССИКОС. Я? Я изображаю… как это?.. Периферический парадокс!

ВРАЧ. Периферический парадокс… Сотоварищ самодержец — весь он в этом!

Входит Палеограф. Он также в ниспадающих одеждах. Оба танцора упражняются на заднем плане за спиной Врачаи Палеографа.

ПАЛЕОГРАФ. Сотоварищу аптекарю добрый вечер!

ВРАЧ. Добрый, добрый, сотоварищ палеограф!

ПАЛЕОГРАФ. Принял ли самодержец ванну?

ВРАЧ. Самодержец нынче согласился не лезть в воду. Тем более что бассейн протекает.

ПАЛЕОГРАФ. Если он не принял ванну, значит, он неважно себя чувствует. Печень, как обычно?

ВРАЧ. Что хотите вы этим сказать? Как обычно… Никогда он на печень не жаловался.

ПАЛЕОГРАФ. Женщины могут испытывать дискомфорт где угодно. Если это бывает ниже сердца, то обычно подозревают печень.

ВРАЧ. Самодержец не женщина.

ПАЛЕОГРАФ. Я о печени его жены.

ВРАЧ. Поговорим серьезно. Самодержец чувствует себя неважно.

ПАЛЕОГРАФ. Строго между нами: что случилось?

ВРАЧ. Эфемерная гипотермия.

ПАЛЕОГРАФ. Эфемерная… Вы меня успокаиваете.

ВРАЧ. Успокаиваю? Какими же резонами?

ПАЛЕОГРАФ. «Эфемерным» называют то, что продолжается лишь один день.

ВРАЧ. Вы палеограф, этимолог и фонетик. Вы не врач. Будь вы таковым, вы знали бы, что продолжающееся один день может вернуться на день следующий, и снова на день следующий. Пусть эфемерная, хворь императорская намеревается в конце концов не прекращаться никогда. (Подходит ближе.) Его артерия билась у меня под пальцами. Тук. После она умолкла. Т-с-с. Можно было слышать, как летают мухи меланхолии. Снова тук. И снова т-с-с. В точности прерывистое кружево гор фессалийских, если любоваться ими из долины Тирнавоса. Ах! Какая панорама!

ПАЛЕОГРАФ. Что вы прописали?

ВРАЧ. Термофилу. Против гипотермии термофила, кажется, единственная производит некоторый эффект.

ПАЛЕОГРАФ. У меня самого есть в доме некая персона, иногда испускающая немного пара. А в продаже существует два вида термофилы. Вы какую посоветуете?

ВРАЧ. Два, и только? Вы хотите сказать — пять или четыре. Конкуренция их беспощадна. Битва термофил останется в анналах фармацевтики. Термофила Папаглоссос наиболее рекомендуемая. И к тому же продается она в благовонной упаковке.