Алексей Писемский - Ваал

Бургмейер, весьма невнимательно прослушавший все эти слова и, видимо, под влиянием какой-то внутренней муки, встал, вышел на авансцену и отвернулся даже от Евгении Николаевны, которая, в свою очередь, посмотрела на него сначала с некоторым удивлением, а потом сама тоже встала и, как кошка, подойдя к Бургмейеру, положила ему обе руки на плечо.

Евгения Николаевна.Положим, вы вчера могли быть грустны и взволнованы, но зачем же эта печаль продолжается и сегодня?

Бургмейер (оборачиваясь к ней и стараясь ей приветливо улыбнуться) . Да так уж!.. Не веселит что-то ничто!

Евгения Николаевна.Но, друг мой, что же может быть за причина тому? Вот уж несколько месяцев, как вы на себя непохожи! Отчего и чему вы можете печалиться? Вы миллионер!.. У вас прекрасная жена, которая вас любит и которую вы любите тоже; наконец, Александр, у тебя, как сам ты видишь, хорошенькая любовница, которая от тебя ничего не требует и просит только позволить ей любить тебя и быть с ней хоть немножко, немножко откровенным.

Бургмейер (как бы вспрянув) . Да, Жени, я и сам хочу тебе открыться. Я думал было Клеопатре Сергеевне рассказать, но зачем же еще ее рановременно тревожить? Притвори все двери и посмотри, чтобы кто не подслушал в соседних комнатах.

Евгения Николаевна (заглянув во все двери, притворив их и возвратившись к Бургмейеру) . Там нет ни одной души человеческой.

Бургмейер (беря ее за руку и во весь свой монолог легонько, но нервно ударяя своею рукой по ее руке) . Вот видишь, ты мне сейчас сказала: «Вы миллионер!.. Вы благодетель общества!.. Имя ваше благословляют!.. За вас молятся старцы и дети!..» Ну, так знай, Жени, что я не миллионер, а нищий и разоритель всего этого благословляющего меня общества!

Евгения Николаевна.Александр Григорьич, возможно ли это после того, чему вчера я сама была свидетельницей? Не пугает ли вас в этом случае ваше болезненным образом настроенное воображение?

Бургмейер (слегка, но грустно улыбаясь) . Ха-ха-ха!.. Воображение! К несчастью-с, не в воображении моем это только происходит, а в действительности существует; впрочем, прежде всего надо дело сделать!.. (Подходит к своему письменному столу и, вынув из него довольно толстый пакет, подает его Евгении Николаевне.) Тут вот ваш маленький капитал, который вы мне доверили и который я нахожу теперь нужным, для пользы вашей, извлечь из моих дел; кроме того, прибавлена некоторая сумма от меня, – это вам на память обо мне за вашу дружбу.

Евгения Николаевна (испуганным голосом) . Александр, ты, значит, совсем меня удалить от себя хочешь?

Бургмейер.Нет, Жени, нет!.. Пожалуйста, этого не думай: но мало ли что может случиться! Может быть, мне понадобится уехать вдруг за границу; наконец, я умереть могу неожиданно: в животе и смерти каждого человека бог волен.

Евгения Николаевна.Александр! Мне страшно уж начинает становиться от твоих слов… Как ты ни мало меня любишь, если даже совсем меня не уважаешь и не ценишь, но я тебя люблю, спокойствие твое дороже мне собственного!.. Я со слезами тебя прошу быть со мной откровенным!.. (На глазах ее в самом деле показываются слезы.)

Бургмейер.Сейчас, Жени, сейчас. Я все тебе расскажу откровенно… (Видимо, делает над собой усилие, чтобы начать рассказывать.) Последний подряд мой, что и ты, конечно, знаешь, есть одно из самых крупных моих предприятий: в нем заинтригованы состояния всех виденных тобою вчера акционеров и большая часть моего состояния. Через несколько дней будет прием этому подряду, но он далеко не исправно и совершенно нечестно даже сделан.

Евгения Николаевна.Александр Григорьич, я просто не верю словам вашим!.. Станете ли вы так делать!..

Бургмейер.Я и не делал прежде так, когда богат был, а теперь я нищий стал!..

Евгения Николаевна.Но куда же ваше состояние могло деваться?

Бургмейер.Все состояние мое, все почти деньги, которые следовали на этот подряд, у меня улетучились в прошлогодней игре моей на бирже, и весь этот подряд мой произведен на фу-фу, под замазку и краску, и то даже в долг!

Евгения Николаевна (сильно пораженная) . Господи боже мой! Но зачем же вы это, Александр, играли на бирже?

Бургмейер.Зачем? Затем, что на землю сниспослан новый дьявол-соблазнитель! У человека тысячи, а он хочет сотни тысяч. У него сотни тысяч, а ему давай миллионы, десятки миллионов! Они тут, кажется, недалеко… перед глазами у него. Стоит только руку протянуть за ними, и нас в мире много таких прокаженных, в которых сидит этот дьявол и заставляет нас губить себя, семьи наши и миллионы других слепцов, вверивших нам свое состояние.

Евгения Николаевна.Но неужели же вам теперь никак и ничем нельзя поправить ваших дел?

Бургмейер.Совершенно возможно! Ничего не стоит!.. Через год же я мог бы сделаться вдвое богаче, чем был прежде… На днях вот мне должна быть выдана концессия, на которой я сразу мог бы нажить миллион, не говоря уже о том, что если я удержу мои павшие бумаги у себя, то они с течением времени должны непременно подняться до номинальной цены; таким образом весь мой проигрыш биржевой обратится в нуль, если еще не принесет мне барыша!.. Но дело все в том, что концессию эту утвердят за мной тогда только, когда не поколеблется мой кредит; а он останется твердым в таком лишь случае, если у меня примут последний подряд мой, но его-то именно и не принимают.

Евгения Николаевна.Но, друг мой, говорят, всегда можно подкупить принимающих лиц… Тут нужны только деньги, и вот возьмите для этого все эти мои деньги; кроме того, я попрошу у приятельниц моих денег для вас.

Бургмейер.Дело не в деньгах… Денег есть настолько, но в комиссии сидит человек, которого не купишь…

Евгения Николаевна.Кто это такой?

Бургмейер.Мирович, мальчишка, от земства приставленный!

Евгения Николаевна (переспрашивая и как бы не веря ушам своим) . Мирович?

Бургмейер.Да.

Евгения Николаевна (начинает уже хохотать) . Ха-ха-ха! Душенька, ангел мой, Александр Григорьич, вы каким-то ребенком мне теперь представляетесь! Неужели вы боитесь Мировича, одного только Мировича?

Бургмейер.Не его я боюсь, а протеста его и заявления. Пойми ты, что выйдет: это сейчас, разумеется, разгласится; акции нашего последнего дела шлепнутся с рубля на полтину. В правительственных сферах это увидят; концессии мне поэтому не выдадут, и я сразу подорван буду во всех делах моих.

Евгения Николаевна.Но Мирович не подаст, я думаю, никакого протеста.