Александр Кормашов - Звук. Стихотворения и поэмы

А я, воинственен и груб,
тащил её на танцы в клуб,
пытаясь так от всех скрывать,
что с ней у нас одна кровать.

Но раз она сказала: «Ой,
что натворили мы с тобой!»
И я, конечно, сгоряча
стреляться стал из пугача.

Она уехала: «Ах, как б
мне жизнь была от ваших баб!
И как б карьера не тю-тю,
а ты, действительно, m’aimes-tu ?»

А я и вправду je l’aimais ,
но был в войсках уже к зиме,
и долго внешний мир не знал,
каким я был и с кем я спал.

1987

Я до отказа нагружу работой класс,
лишь бы не смотрели на меня до поры
эти развесёлые колёсики глаз
цвета молодой сосновой коры.

А начну опрос – важно, будто принимая парад,
чувствую, как неумолимо иду ко дну.
«Гой, ты, третья парта, первый ряд,
не могу же я спрашивать лишь тебя одну!

Да получишь ты эти «пять», а надо б тебе ремня.
Порой один твой вопросик, и стой, учитель, балдей!
Я уже знаю на опыте, что у меня
сердце слева, как и у всех людей».

Ведь когда я коридором иду, распахнув пиджак,
отпасовывая головы первоклассников, как мячи,
эти же карие колёсики выкатятся вперёд на шаг:
«Здрассь, Алексан Васильч!» – и не промолчи.

Я лишь потом узнал: не убереглась.
Её долго лечили. Не знаю, что так меня грызёт.
Радостные колёсики, умные колёсики глаз
катятся мимо, мимо. За горизонт.

1987

Нынче её поцелуй прерывист
так же, как и затяжка её сигаретой,
и ты свой гонор умерь, строптивец,
и зря разговором её не преследуй.

Зря не ломись к этой комнатке опустелой
за стенкою лба в капельках пота звёздных,
а лишь поцелуями считывай тело,
с тонкой кожи её собирая воздух.

Нынче ей в тягость каждое твоё слово.
Дай волю тайне,
тайной, как тайна подводного лова.
Не думай, куда это всё утянет.

Утром, когда ты уйдёшь, она не проснётся,
и для наползающего разрыва
ты не найдешь резона, даже резонца,
и все сомнения прочь отведёшь брезгливо.

Может быть, это рок пригрозил хитро вам,
или где-то в ночи плавбаза нахватал пробоин,
или в лондонском аэропорте Хитроу
рисково садился и чуть не разбился «Боинг».

1987

Пускай мне не будет иного пути,
а только работа с восьми до пяти,
а после работы не письменный стол —
верстак, огород да коровы растёл.
Сапог мой испанский, ты ногу пусти,
а я отрубился, я сплю до шести.

И сон мой не будет исчерпан до дна,