Таня Станчиц - Проведи меня, Сталкер, по пустоши…

Корабль разбит. Но целы мы.
Вдвоем на острове безлюдном.
Держись, браток! Мы жить должны!
Сумеем, хоть и будет трудно.

И он – чужой – ко мне привык…
Построил хижину и лодку.
И не тянул за воротник,
Хотя вздымалось посередке.

Я жду – пока не надоест…
Чужой!… Сдаюсь ему на милость…
Он изнасилует и сьест,
Когда уйдет эгрегор в минус.

Затолкаю подальше стыд…
Лягу так, как попросит врач…
Ух, как страшно в груди стучит!
Будто врач и не врач – палач!

Ох, и тошно мне так лежать —
растопыренной и нагой!…
Дико хочется – убежать,
двинув – прямо в очки! – ногой!

Закусила губу, да в кровь…
Приготовилась не кричать…
Приготовилась встретить боль —
Что вовек не смогу зачать…

Но… Не больно! И стыд прошёл!
Милый доктор смеётся в ус:
«Нет, не трубная… Хорошо…
Всё на месте. Родишь, не трусь!»

Помню слёзы твои в капелле,
как бежали неудержимо —
оттого, что дети запели,
словно ангелы на вершине…

Удивленье и благодарность,
и любви бессмертная жажда —
превращались тогда в бриллианты…
Это видела я однажды…

Дочка выпорхнула из хора:
«Почему дядя Юра плачет?»
Ничего… Ты узнаешь скоро —
то, что слёзы мужские значат.

Нежность. Мужество и надёжность.
Ох, как Юра любил дочку!
До свидания, мой хороший…
Мне расскажет жена – почки…

Как же Бог допустил, скажи мне?!
Муки тяжкие – молодому…

Пели ангелы на вершине,
обещая дорогу к дому…

Нет страшней, чем подлец-монах —
похотливое преподобие…
Самый пошлый трах-тарарах,
и крысячья физиология.

Услаждение – без границ,
и объектов – преизобилие…
Вы могли б всех (замучить) птиц
на просторах родной Сицилии.

Извращения – без конца…
Даже дьяволы скособочатся!
Дочке радость – любить отца.
Но в постели – совсем не хочется!

И калигул вокруг не счесть.
Слабаки – для оргазма мучают…
Им неведомо чувство – честь.
Сила духа. Нежность… Всё лучшее…

Чикатилы под маской пап —
как шакалы, съедают заживо…
И мечтает о жертвах раб —
раб-хозяин с душой продажною.

Там, где всё на слезах, крови —
там упадок и вырождение.