Марина Цветаева - Стихотворения 1921-1941 годов

Но вдруг — через ночь — старел,

Разумнел — так школьник дерзость

Сдает под мужской нажим.

Сажусь — еле доску держит,

Побьюсь — точно век дружим!

Ты — стоя, в упор, я — спину

Согнувши — пиши! пиши! —

Которую десятину

Вспахали, версту — прошли,

Покрыли: письмом — красивей

Не сыщешь в державе всей!

Не меньше, чем пол-России

Покрыто рукою сей!

Сосновый, дубовый, в лаке

Грошовом, с кольцом в ноздрях,

Садовый, столовый — всякий,

Лишь бы не на трех ногах!

Как трех Самозванцев в браке

Признавшая тёзка — тот!

Бильярдный, базарный — всякий —

Лишь бы не сдавал высот

Заветных. Когда ж подастся

Железный — под локтевым

Напором, столов — богатство!

Вот пень: не обнять двоим!

А паперть? А край колодца?

А старой могилы — пласт?

Лишь только б мои два локтя

Всегда утверждали: — даст

Бог! Есть Бог! Поэт — устройчив:

Всё — стол ему, всё — престол!

Но лучше всего, всех стойче —

Ты, — мой наколенный стол!

Около 15 июля 1933 — 29–30 октября 1935

Обидел и обошел?

Спасибо за то, что — стол

Дал, стойкий, врагам на страх

Стол — на четырех ногах

Упорства. Скорей — скалу

Своротишь! И лоб — к столу

Подстатный, и локоть под —

Чтоб лоб свой держать, как свод.

— А прочего дал в обрез?

А прочный, во весь мой вес,

Просторный, — во весь мой бег,

Стол — вечный — на весь мой век!

Спасибо тебе, Столяр,

За доску — во весь мой дар,

За ножки — прочней химер

Парижских, за вещь — в размер.

Мой письменный верный стол!

Спасибо за то, что ствол

Отдав мне, чтоб стать — столом,

Остался — живым стволом!

С листвы молодой игрой

Над бровью, с живой корой,

С слезами живой смолы,

С корнями до дна земли!

17 июля 1933

Квиты: вами я объедена,

Мною — живописаны.

Вас положат — на обеденный,

А меня — на письменный.

Оттого что, йотой счастлива,

Яств иных не ведала.

Оттого что слишком часто вы,

Долго вы обедали.

Всяк на выбранном заранее —

<���Много до рождения! — >

Месте своего деяния,

Своего радения:

Вы — с отрыжками, я — с книжками,

С трюфелем, я — с грифелем,

Вы — с оливками, я — с рифмами,

С пикулем, я — с дактилем.

В головах — свечами смертными

Спаржа толстоногая.

Полосатая десертная

Скатерть вам — дорогою!

Табачку пыхнем гаванского

Слева вам — и справа вам.

Полотняная голландская

Скатерть вам — да саваном!

А чтоб скатертью не тратиться —

В яму, место низкое,

Вытряхнут <���вас всех со скатерти:>

С крошками, с огрызками.

Каплуном-то вместо голубя

— Порох! душа — при вскрытии.

А меня положат — голую:

Два крыла прикрытием.

Конец июля 1933

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет — мелкой,

Миска — плоской,

Через край — и мимо —

В землю черную, питать тростник.

Невозвратно, неостановимо,

Невосстановимо хлещет стих.

6 января 1934

Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно —

Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что — мой,

Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди

Лиц ощетиниваться пленным

Львом, из какой людской среды

Быть вытесненной — непременно —

В себя, в единоличье чувств.

Камчатским медведём без льдины

Где не ужиться (и не тщусь!),

Где унижаться — мне едино.

Не обольщусь и языком

Родным, его призывом млечным.

Мне безразлично — на каком

Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн

Глотателем, доильцем сплетен…)

Двадцатого столетья — он,

А я — до всякого столетья!

Остолбеневши, как бревно,

Оставшееся от аллеи,

Мне всé — равны, мне всё — равно,

И, может быть, всего равнее —

Роднее бывшее — всего.

Все признаки с меня, все меты,

Все даты — как рукой сняло:

Душа, родившаяся — где-то.

Тáк край меня не уберег

Мой, что и самый зоркий сыщик

Вдоль всей души, всей — поперек!

Родимого пятна не сыщет!

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все — равно, и все — едино.

Но если по дороге — куст

Встает, особенно — рябина…

3 мая 1934

А Бог с вами!

Будьте овцами!

Ходите стадами, стаями

Без меты, без мысли собственной

Вслед Гитлеру или Сталину

Являйте из тел распластанных

Звезду или свасты крюки.

23 июня l934

Это жизнь моя пропела — провыла —

Прогудела — как осенний прибой —

И проплакала сама над собой.

Июнь 1934

Чтó нужно кусту от меня?

Не речи ж! Не доли собачьей

Моей человечьей, кляня

Которую — голову прячу

В него же (седей — день от дня!).

Сей мощи, и плещи, и гущи —

Что нужно кусту — от меня?

Имущему — от неимущей!

А нужно! иначе б не шел

Мне в очи, и в мысли, и в уши.

Не нужно б — тогда бы не цвел

Мне прямо в разверстую душу,

Что только кустом не пуста:

Окном моих всех захолустий!

Что, полная чаша куста,

Находишь на сем — месте пусте?

Чего не видал (на ветвях

Твоих — хоть бы лист одинаков!)

В моих преткновения пнях,

Сплошных препинания знаках?

Чего не слыхал (на ветвях

Молва не рождается в муках!),

В моих преткновения пнях,

Сплошных препинания звуках?

Да вот и сейчас, словарю

Придавши бессмертную силу, —

Да разве я то говорю,

Что знала, пока не раскрыла

Рта, знала еще на черте

Губ, той — за которой осколки…

И снова, во всей полноте,

Знать буду, как только умолкну.

А мне от куста — не шуми

Минуточку, мир человечий! —

А мне от куста — тишины:

Той, — между молчаньем и речью.

Той, — можешь — ничем, можешь — всем

Назвать: глубока, неизбывна.

Невнятности! наших поэм

Посмертных — невнятицы дивной.

Невнятицы старых садов,

Невнятицы музыки новой,

Невнятицы первых слогов,

Невнятицы Фауста Второго.

Той — до всего, после всего.

Гул множеств, идущих на форум.

Ну — шума ушного того,

Все соединилось в котором.

Как будто бы все кувшины

Востока — на лобное всхолмье.

Такой от куста тишины,

Полнее не выразишь: полной.

Около 20 августа 1934

Уединение: уйди