Тао В. - Звезда безумия

Мы сидели тихо, глухо. Намело мысли на окна: жаловался свет серебристый ручьем, стоял у порога. Тревожные тени, сушь волос и день весь в ответах. Косые мысли берез стояли тихо вдоль стен – слушали шорох, разворачиваемый как язык – принесенный, отданный жертвам (булькали пузыри в болоте). Крабы в травах шевелились, крались. Треснула ветка осторожно в часах настенных. Вышел, взяв отражение в зеркале (Кровавый король шел вдоль стен).

Отданный в лунный плен: птичий зов тонул камнем – тихо зовущим…

Сотканный из вечера исчезал в ночи, заляпанный сиренью как поцелуями. Радугу свело в судорогу. Темный воин стоял – погибло отражение в ручье. Вернувшийся положил ответ на стол, вышел из комнаты…

Смерть спала в доме – воцарялась, когда мы засыпали. Тягучие лучи как чулки, травы в кровати тесной – лунная казнь… Терпеливый страж лил воду в таз: мокрые ноги от крови… травы зовут в глубину зари, ветер расцвел внутри – посмотри! Безумный голубь взорвался в небе! Ты был там, где кончилась песня волка…

топкий закат: тронул за рукав, обернулся – ветер…

где-то я гуляю на свете

Безмятежность в развевающихся одеждах. Неясный мотив вытворил плоть из плохо слышных гармоний. Там где лежала кошка, открыла тень свой рот. Чувству друга была дорога рука. Подводной тишиной снесло ум на мель: выросла дочка, стала кустом жасмина. Стоял на коленях передней, просил милостыню… Ты пой, пой руками надо мной, над моими мыслями… таяла ответом над ручьем, у корней…

А весь голос выгорел от слов моих!

Город раздарил чайкам, сильным.

Был день, звался май – ни на что не откликнулся, ничего не забыл. Ты свей грозу из рук своих, положи мне на голову: убитая змея… плела тоска сердце зверя, ждала изгородь оклеванных птиц.

Путь тянулся в поля, ждала солома журавля. Дом холоден как улей, черен. Зеркало отражало часы, которых не было в доме. Это шли за мной, сюда. Лежит у ног звезда: Ты мне помог

Пуст порог.

Ментоловые тропики кофеен.

Город как мягкие тапочки:

наполнен волной, позывными вдохновения —

легкий гавайский бриз

Болит плечо. Ноет тело в дружелюбной неге

Бродим по развалинам ума – две хромые собаки:

воздух проколот кубинской сигарой

жуют свои покрышки такси измазанные изумлением

перекресток в позе йога

…и тикает будильник в будущее: воздух можно

сгребать руками – разбрасывать как мыльные пузыри,

дарить

Жемчужная тоска кораблей

Ограбленная набережная —

купаемся в позолоте забвения…

Пурпурные события. Шафран и шалфей —

сонная партитура немного придурковатая

…свет шелестит сквозь полусон, в комнатах,

сушит мои бумаги – и становится легче дышать

Дом закис в синеве, искрящаяся сыпь побережья:

– Переплывем на тот берег!

сонно гудит шмель

ходит молодой отец в комнатах

ярких

Граффити солнца. Свобода.

Молнии лоснятся в жаре, сползают как ласки

с убитых. Маски подхватываются ветром, пылью —

их подбирают жители освобожденного города

Позывные возлюбленных растворились

в космосе, в пустоте. Измазали стены рекламными

откровениями – волки растерзаны неоновой волной.

Мел Гибсон распятый на баннере…

проводят кастинг сутенеры, громыхают созвездия

над головой – как водосточные трубы, как якорные

цепи. Одиночество спускается в долины с телевышек —

попробовать нашу плоть

Хаос дня завораживающий правдоподобием,

потолки струятся в рекламной неге: это небо

спустилось к нам…

Шахидки на трассах безмолвия

голосуют ангельскими сердцами: церемония крови

забрызгала камни… вдохновение – балерина смерти —

так и хочется сказать: «fuck…»

Гонцы возвращаются из будущего

с искусственными глазами. Дремлет паранойя

в шепоте деревьев и вдохновением пахнет полынь:

компьютерная память зависла в минуте молчания

to becontinued

Мертвые травы желаний светились…

Сумерки замедляли ход времени: войска перешли

жизнь и стало холодно в строю, и тяжелей нести тела

Накинутый крючок на дверь: вот и западня

Запоздалый дым потянуло к берегу —

к знакомым местам

Заколдованный выстрел: лег спать часовой,

оставив звезды беззащитными

Мертвый соловей выкликал имена солдат удачи,

схваченной у дороги: сейчас будут раздевать

А я забыл дома топор и молитву, услышанную ночью.

А я валил звезды под откос, закапывал в еще теплой

земле. Змеи шевелились во мне…

Облако счастья превратило мой сон в кошмар: я не мог

проснуться! Вышел из дома, свернул улицу по лицу —

искал дорогу, возвращался к порогу

Тени съели плоть, стал я вольным как ветер —

все искал себя-тебя, никого не встретил.

Голые кони в черной ночи —

смерти нет, кричи – не кричи.

Голая луна: Смерть дана.

Милая одна – звезд полна.

Янка упала, ушибла коленку. Дым затянул переулок,

ограды… побежали к реке наперегонки с вечером:

смотрели, как возвращались мертвые солдаты…

тупоумный звук выдуло в облака из заводской трубы

Рыжей памятью выгорели холмы: к млечному очагу, к

Прошлое это бумажный часовой, сказала ты.

Листопад просачивается в приоткрытые двери,

ложится на стол: рассыпанные, потемневшие гильзы…

Отпускали деревянных рыб в воду —

плыл кверху брюхом, улыбался облакам со дна долины:

мело мелиссой по неслышным полям, непослушным

детям

…волна грусти, окутывающая улицы: спроси ее, ветер…

они выходят из нас как из города Бога – наши ангелы,

наши убийцы… поднося бритву к лицу – молча входя

в блаженство

Бризовые улицы растворяют сердца, ленивые

и мертвые мысли… божественные рекламы заполняют

город – «снайперы любят вас: будьте внимательны»

Юпитер, спутник Царя. Сатурн, спутник святого:

вкатывают носилки в божественную операционную.

Выкладывают надгробия на стол: так просто с отцом…

Июль, меланхоличные дни распродаж…

Иисус прощает нам скидки на Свой день рождения.

Сильнее чем Югославия горят сердца —

их можно звать ангелами без крыльев

Шрапнель лунного света ворвалась в комнату:

звенит браслетами на запястьях моей божественной

природы. Бездомной мелодией…

наши лица успели смениться, пока ты пела.

Только степь горела, шпалы регулярно лежали

Нас несло на причал, на мол…

ветер был гол, звался Эол – гнался за моей улыбкой,

нашел кожу – натянул, облокотился на подоконник

болтает языками богемных реклам,

дразнится шелестом неоновых перьев:

есть одна мука в д ухе – тоска.