Тимофеева Наталья - На склоне пологой тьмы

Свершилась ночь, и прах, омытый миром,
Под плащаницей замер навсегда.
Прошла гроза, и туч сквозные дыры
Застыли над Голгофой, как вода.

Ни ветерка, ни птичьего привета, —
Молчало утро. В мрачной тишине
Бродили тени, за горою где-то
Текла неспешно жизнь и, как во сне,

Вдаль уходили горькие мгновенья
Вчерашней казни, а торчащий крест
Кренил устало, но без сожаленья,
Свой равнодушный безобразный перст…

Великая Суббота терпеливо
Ждала чего-то, напрягая взор.
Казалось, солнце пряталось стыдливо,
Минуя окровавленный бугор…

Вновь незаметно загустился вечер,
Погас небесный тускло-серый лик,
И зашептал тревожно южный ветер,
И к мёртвым скалам с силою приник…

А утром жёны вышли, тихо плача,
Неся мастики в трепетных руках,
Идя ко гробу в скалах наудачу,
Чтоб умастить свой драгоценный прах.

Но там, куда они спешили дружно,
Лишь ангел белый, шелестя крылом,
Их встретил Словом: «Ничего не нужно,
Воскрес Спаситель, Он теперь с Отцом!»

У Бога-Света нет живых и мёртвых,
По вере мы наследуем Христа.
И, смерть поправ в её приделах спёртых,
Спаситель жив, для Вечности восстав!

Христос Воскресе, – защебечет утро,
Назавтра вспрянув. От церковных врат
Вновь заскользит благоговейно-мудро
Огонь победы, и померкнет ад.

Звёзды пахнут ванилью цветущего сада,
И летят лепестки в тёмно-синюю высь,
Белоснежно мерцая, как снег звездопада,
Даль вселенной вплетая в вечернюю близь.

Из потока воздушного плещутся звуки,
Ветра пенного песня вскипает, нежна,
И томительней новой непознанной муки
В сердце взор свой безумный вонзает луна.

Мне судьба нагадала роскошное лето,
Плодовитую осень, да зимнюю хворь…
Но последней любовью душа отогрета
И готова принять даже горечь и боль.

Волшебством осенённый, простор величаво
Распахнул мне объятья, укрыл, как плащом,
Расстелил под ногами душистые травы,
И забылся, вселенской весной освящён.

Утонули сады в тёплой нежности ночи,
Растворились во тьме отголоски тоски…
И кружат над крыльцом, словно снег непорочны,
Старой вишни моей лепестки-мотыльки.

Свет таял, как церковная свеча,
Луна плыла в священном ореоле…
Была моя подушка горяча,
А сердце билось птицею в неволе.

Оно металось, не могло понять,
Как рай и ад смешались воедино…
А ночь прокралась в комнату, как тать,
Мне душу поделив на половины.

Одна была покорна и нежна,
Другая не терпела чуждой воли,
И трудно было не сойти с ума,
И не вскричать в невысказанной боли…

Но сон настиг и вынудил меня
Забыться и от дум моих укрыться,
И сердце успокоилось, маня
Принять виденья в спящие глазницы…

И виделось в том сне, что я сама
Брожу по звёздным мертвенным просторам,
Прозрачна, словно дым или туман,
Покрыта бледным лунным ореолом…

Когда рассвет коснулся старых гор,
Когда луну задул весенний ветер,
Когда запел снаружи птичий хор,
Мой разум пробудился чист и светел.

Но мне хотелось вновь вернуться в высь,
Туда, где дух скитался беспечально,
Где все пути судеб переплелись,
Окутаны великой Божьей тайной.

Отблеск лиловой зари, догорая,
В сумрак лавандовый выплеснул свет.
С гор перекинулась лава чермная
На виноградники, огненный след

Выдал желтеющих клёнов дрожанье,
Ржавчинно-бурый налёт на дубах…
Ветер пронёс над долиною ржанье
Коника… Эхо, растаяв в горах,

Словно опомнившись, снова вернулось
И суматошно забилось, двоясь…
А наверху в ширину распахнулась,
Звёздная высветилась коновязь.

Тотчас кузнечики с крепнущим пылом
Стали подпиливать ветра орган,
В воздухе чёрном, глубоком, остылом
Пасмой чуть видимой свился туман…

Осень вздохнула протяжно и гулко
Шелестом листьев, журчаньем реки
И заогнивела по переулкам,
Где зажигались в ночи огоньки.

Всё смелее розы, всё пунцовей,
Пышны их тяжёлые венцы,
Будто у заката выпил крови
Старый куст, а ветры-сорванцы
Всё в чешму журчащую ссыпают:
Злато листьев, розы лепестки…
Говорят, природа засыпает,
Полная безудержной тоски.
Только я не слышу отголосков, —
Ни в душе, ни в воздухе печаль
Не родится, горячо и броско
Распахнула даль цветную шаль,
Закружа, захороводя вечер
В южном всеобъемлющем тепле,
У предгорий зажигая свечи
И топя закат в дрожащей мгле.

Скитается осень по рыжим аллеям
От горя пуста и туманна.
Во влаге ночной всё сильней холодея,
С собою шепча неустанно
О чём-то забытом, далёком непрочном,
Она, как и я, одинока.
Лишь дождь нам диктует диктанты построчно,
Да кличет с ореха сорока.
Паучьи незримые нити мгновений
Всё рвутся, натянуты властно
Навязчивой волей моих сожалений,
И катится время напрасно.
Ах, осень, ведь я тебе душу открыла,
А ты – серебра мне, не злата…
Я вместе с тобою до дрожи остыла,
Сгорев без остатка когда-то.
Нет-нет, не ропщу, сохрани и помилуй,
Спаси от уныния, Боже!
Я так же, как все, до грядущей могилы
С рождения дни свои множу
И так же, как осень, в тиши и неволе
Судьбой своей прожитой грежу,
Отвыкнув лить слёзы обиды и боли,
И радуясь реже и реже.

Чёрной тканью вселенной обёрнута ночь
И, роняя в колодец земной расстоянье,