Леонид Оливсон - Я родом из Уланского подворья

О девчонке милой, Тане,
Агния Барто писала,
И пародий много тайных
Эта сценка вызывала.
Таня, бедная Танюша!
Рядом дети все смеются,
А ребенок навзрыд плачет:
Дорог сердцу яркий мячик.
Дети вырастают скоро
И становятся жестоки,
Потому что без надзора
Иногда ну прямо волки.
Падает на лед парнишка —
Ему больно, он кривится.
Он встает и трет штанишки,
Но не плачет – не девица.
Кто-то ведь подставил ножку!
Это сделал он нарочно.
Вместо чувства сожаленья
Видим в лицах умиленье.
Разве это не жестокость?
Это наша недалекость!

Глядя на эти пять портретов,
Когда ребенок еше мал,
Мы не найдем прямых ответов,
Как мир малыш наш познавал.

Всегда, с младенческих годов,
Мы помним малыша улыбку,
И сколько он имел зубов,
И мысли первые обрывки.

Какие он носил одежды,
И как в них ползал, и ходил,
И первые его протесты,
Когда в квартире был один.

Когда впервые начал шкодить
И «мама-папа» произнес.
Реакцию на звук мелодий —
К ним проявлял ли интерес.
Как относился он к игрушкам,
Их принимал иль отвергал.
Кто спал с ним рядом на подушке,
И не ломал ли их, вандал.

Когда впервые к телефону
Он свою ручку протянул,
Как с любопытством на ворону
Смотрел с балкона пять минут.

Как принят был он на дворе,
Когда зима была с бураном.
Как бегая он рос, окреп
И становился мальчуганом.

Об этом говорят портреты,
Стоящие передо мной.
Они как бы годов анкеты —
Поблекшие и с желтизной.

Каждый день бушуют страсти
В нашей небольшой квартире,
Ведь соседский сверстник Стасик
Звонит нашей дочке Ире.

Звонит он в звонок истошно:
Мы ему не открываем.
Чтоб рука его отсохла —
С сердцем мы ему желаем.

Взбалмошный, дурной мальчишка
Ей приносит сувениры,
Смотрит ей в глаза, плутишка,
Говорит, что любит Иру.

Звонит он с утра, бесстыжий,
Хочет говорить он с Ирой.
Как он надоел постылый —
Прямо нет житья в квартире.

Неужель любовь бывает
Не у зрелого мальчишки?
Может, Ирка тоже тает?
Ночью ведь читает книжки.

Любила Маша тихо почитать
На кресле, сидя с любимой книжкой.
Но ей всегда пыталась помешать,
К ней прыгнув, любимая мартышка.

Она смотрела хитро ей в глаза,
Привычки Маши уже все зная.
Беда – была такая егоза
И морды строила, с ней играя.

И не слезала с ее рук, пока
Ей не давали кусок банана.
И, подбоченившись смешно в бока,
Сползала быстро в угол дивана.

А Маша снова бралась за книжку —
Мартышка снова тут уже на ней.
И Маша изображала фигу.
Смеясь, та становилась баловней.

Купили Тане велосипед,
И от подружки покоя нет.
Она приходит и день, и ночь:
Ведь покататься она не прочь.

Не может Таня ей отказать,
Такая добрая родилась.
Не плачет, смотрит, готова ждать:
Куда ж подружка закатилась?

Но вот подружка появилась:
Ну, слава богу, аллилуйя!
И вся слезами закатилась.
Лицо в крови, молчит вглухую.

Потом ее разговорили:
Она ударилась во что-то.
Не помнит, что с ней, – больно было.
Велосипед лежит под попой.

«Лежу и плачу, нет никого.
Я к носу руки – на щеках кровь,
И в голове боль. А делать что?
Рукой достала еще раз бровь.

Боль не проходит, и кровь идет.
Я подорожник приложила
И вижу – дядька ко мне идет
( Ведь летом то на даче было ).

И он меня довел до дачи,
И скрылся, чтоб никто не видел,
И пожелал он мне удачи.
Он тут приезжий, он учитель».

Мальчик с девочкой в песочнице давно играют
На Малой Бронной, на бульваре.
Бормочут что-то и никого не замечают:
Они в работе все, в ударе.

Не бороздят их взгляды по лицам проходящих,
И бабушек они не видят своих сидящих.
И строят замки и дороги:
Они не дети-недотроги.

Пришел какой-то хулиган и все перекопал.
Они вступились за постройку.
Они его держали стойко,
Пока не создал новый замок им этот вандал.

Но время близится к закату:
Пора бы и поесть солдату.
С боязнью они рыщут их бабушек глазами,
На скамейке их находят там же за кустами.

И, не прощаясь, уже бегут.
А бабушки их уж смотрят, ждут.
Их день неповторимый закончился счастливо.
За руку каждый с бабкой шагает шаловливо.

Проснулся ты уже, малыш?
Ты мокрый за ночь: кого ж браня,
Ты горько плачешь и верещишь?
Что, недоволен началом дня?

Ну, а теперь чего ж ты плачешь?
Чего же чмокаешь губами?
Наверное, ты кушать хочешь?
Ну, так иди ж ты в руки к маме.

Нет рвоты – ты наконец-то сыт,
Разглядываешь потолок.
Тебе все это принадлежит,
Ведь ты наш милый ангелок.

Чего ж теперь ты рвешься с рук?
Что, надоел тебе покой?
Ах, в воздухе летает жук!
И прямо сверху, над тобой.

Ну ладно уж, иди, малыш!
Как любопытство тебя манит.
Летает и жужжит, бесстыж.
Тебя я вижу, как он пленит.

Куда же ты теперь пошел?
Увидел новую игрушку?
Ах, ты ее просить пришел?
Даю тебе его, Петрушку.

Ну, и куда ты устремился?
Не упади на пол, малыш!
Куда глазами ты вонзился?
Что интересно тебе, голыш?

Давай-ка ты садись в кровать,
Я дам тебе твои игрушки
И буду рядышком лежать
Тут на диване, на подушке.