Николай Берг - Лёха

Кустарник кончился, сменившись вполне приличным лесом. Идти стало чуток полегче, но тут порвалась левая шлепка. Лёха сбился с шага и беспомощно оглянулся. Шедший сзади реконструктор криво ухмыльнулся и показал штыком — иди дальше. И Лёха послушно пошел, оставив покалеченный тапок сзади. Идти босым по лесу было еще больше непривычно и теперь думать уже совсем не получалось. Хорошо еще, что лесок этот был чистеньким, словно тут тыщи гастарбайтеров поработали — ни банок, ни битых бутылок, ни полиэтилена, чистота неслыханная, наступить можно только на шишку там или сучок. Вообще никакого мусора. Потом пошел толстый слой мха, ноги утопали в нем, словно в шикарном ковре и Лёха немного отвлекся.

— Наверное, все же в Белоруссии этот тренаж проводят — подумал Лёха — больно чисто. Но при чем коровы? И нету вроде террористов в Белоруссии, тут КГБ… Нет, по телику было что-то — рванули бомбу в метро… Значит террористы? Тогда при чем коровы? Этот норвежец, как в инете писали тоже такое пати, как наше, накрыл, но без коров. И одевался он в полицейское шмотье. А тут — реконструктор какой-то дикий. Нет, двое реконструкторов, еще тот байкер пыльный на дороге. Или просто в этой глухомани сначала на коровах оттянулись? Тогда с чего один от другого прячется? И молоко это чертово.

На миг в мозгу с какой-то стати просквозил вид отсека молочной продукции супермаркета «Окей», где на полках стояли ряды таких же зеленых касок с молоком разной жирности, кефиром и Растишкой. Догоняя, пронеслось совсем идиотское: где искать срок годности продукта на каске?

Лучше от этого не стало, только еще хуже, да комары окончательно взбеленились, жаля на манер пчел. Таких комаров Лёха давно не видал, единственно, что спасало — идти быстрее, но тогда молоко бы чертово разлилось. И он его чудом не разлил, когда за спиной требовательно взревела — именно взревела, а не замычала, как ей положено, корова. Он обернулся было, но чувак с винтовкой что-то убедительно, но ласково и тихо сказал здоровенной скотине почти в ухо и та послушно пошла дальше. Черт, куда они идут-то? Почему-то вспомнился дурацкий старый анекдот про партизана, который не знал, что война уже давно закончилась и все поезда подрывал… Определенно ничего не было понятно. Хотя с другой стороны — Лёха тут же осадил себя — к террористам в лапы он еще ни разу не попадал, потому хрен их разберет… Вон у того чеченца вместо котелка с молоком вообще была титановая пластина в черепе… Или это у другого было? Но этот — с винтовкой — безбородый, только щетина на морде. Не чеченец. Нет, ничего не понятно. Вот трупы на дороге — настоящие. И мухи там были настоящие. И запах. И чертовы комары в этом чертовом лесу — самые настоящие. Только в этом Лёха точно был уверен.

Клоун понимал по-русски и команды выполнял, хоть и с задержкой. Ну, немного все же полегче, а то довелось с беженцами идти — так по-русски кое-кто вообще ни в зуб ногой. Им «Воздух!» кричат, а они стоят, таращатся в небо, откуда падает смерть, или раком ползают на самом видном месте, словно их спасет то, что они на четвереньки встали или бегут галопом прямо под бомбу… Сам-то Семенов на втором уже налете действовал как положено, действительно, хоть и страшно, а все-таки понятно что да откуда. Вот когда их плотно накрыли минометами, было куда хуже. Хуже некуда. Хотя покойный ротный все время толковал о том, что газовая атака еще страшнее. Ну, ему виднее — он травленый был, покашливал все время, хапнул в Империалистическую еще немецкого газку. Но тут Семенов все-таки больше верил взводному Уланову, тот толковал, что нынешняя война — это война моторов. Уланов толковый командир, знает, что говорит. Газу вот не было ни разу, а моторов насмотрелись уже. Себе на уме был взводный. И даже как бы не заметил, когда они проходили по разгромленной желдорстанции, где стояло аж несколько составов, частью разбитых, частью горевших, набили в противогазные сумки консервных банок, высыпавшихся из разваленного штабеля ящиков. А потом еще заставил набрать из стоявшего особнячком вагона патронов и гранат под завязку. Тяжело было тащить, многие тогда противогазы потихоньку выкинули, а взводный вроде как не видел… Не могло такого быть, глазастый он, Уланов. Другое дело, что набрали всего — чуть руки не отрывались, все ж без противогазов полегче стало. А вот когда некоторые попытались и лопатки скинуть — тут же пресек. Очень им это пригодилось потом. Да и собственно спаслись в последний раз только из-за взводного — мелкую лощинку заметившего. Семенов уже стал опытным пехотинцем, сейчас уже понимал, что маленький холмик, бугорок, ямка — спасительней иного блиндажа бывают. Неопытный и не заметит и погибнет зазря, а опытный — выживет. Из-за неприметных вроде мелочей. В том и разница…

Клоун пестрым пятном маячил впереди, пыхтел. Ясно, горожанин — по лесу прет как танк, только треск стоит. Никакого соображения, что лес шума не любит. И пятки розовые, гладенькие — не ходил босичком-то. Обувка у него несуразная… да и одежка… Много чего диковинного видел, пока отступали, Семенов, но вот такого — ни разу. Странный клоун донельзя. А вроде и не немец — от связника немецкого на тарахтелке послушно укрылся. И таращился полуоткрыв рот, как фриц обручальное колечко с покойницы-беженки тянул. Но без страха таращился. С удивлением. Тоже непонятно. Про таких чудиков мамка говорила «С луны свалился!» Какой-то он невсамделишный. И тапок его порванный, который Семенов хозяйственно, по крестьянской своей привычке, подобрал тоже странный — легкий из какого-то материала непонятного. Нет, оно конечно цивилизация и всякая такая штука… Вон когда в деревне в первый раз аэроплан увидали, так перепугались все и кинулись кто куда, дядька Евсей вообще в колодец прыгнул, а сам Семенов по малолетству стоял посреди дороги и выл в голос, пока его ребята постарше под телегу не утянули… Так что всякое бывает… Тут Семенов покрутил в смущении головой, потому как вспомнил еще и срамное — когда в школе учились, Зинухе отец из города «трусы» привез, и он с приятелем лазил под парту, чтоб посмотреть, что это такое. И не он один — остальные и мальцы и девчонки тоже Зинухе под юбку лазили смотреть, на диковину такую. А сейчас его трусами не удивишь. Учитель тогда шибко рассердился, урок ему Зинухины трусы сорвали. Он-то понять не мог, что такого диковинного в невиданных раньше в деревне трусах, думал, что что-то неприличное происходит. Можно подумать, что деревенские не знают, что у девчонок под юбками. Еще как знают. А трусы — те да, невидаль была невиданная.

Зорька напомнила, что она тут и не грех бы ее выдоить как следует. Надо, кто ж спорит, только некуда. Потерпи, родимая. Скоро явимся — а там четыре голодных рта, вот тогда все и сделаю… На всех молока хватит. И с коровой-то в виде обоза жить легче будет — на молоке можно долго продержаться, а бензина корове не надо, травы хватит. С этим теперь проще. А вот что с клоуном делать? Ввязываться в разговор с этим городским Семенов не рвался, ему и Петрова хватало с избытком. На язык-то горожане востры, куда там. И словечки всякие отпускают непонятные. Ломай потом себе голову. Вот сейчас — пока в руках у Семенова винтовка все хорошо. А начнется разговор — глядишь, и стушеваться придется.