Михаил Королюк - Спасти СССР. Инфильтрация

– Тут Валдисом быть не надо. На «четыре» алгебру и геометрию любой, прилагающий достаточно стараний, вытянуть может. Эх, Пашка… Давай в следующей четверти вместе позанимаемся, а то вылетишь ведь при объединении классов. Тебе надо до «пятерок» оба предмета поднять. Да и химию тоже реально на «пять» вытянуть, если постараешься. А мы поможем.

– Какое объединение? – хором воскликнули Паша и Света, с изумлением глядя на меня. Паша даже не стал оспаривать гипотетическую возможность получения «пятерок» по проблемным предметам.

– Нам разве еще не объявляли? – ляпнул я, не подумав. Черт, что я несу? В задумчивости потер шишак, глядя на мотающих головой одноклассников. – Э-э-э… ну… короче… я слышал, что из двух классов будут делать один.

– Когда слышал?

– От кого слышал?

В этот раз каждый выкрикнул свое. Света подалась вперед, и у меня возникло ощущение, что ответ из меня сейчас будут вытрясать.

– Мм… – Я растерянно покусывал губы, выигрывая себе секунды на поиск ответа. – Это не так важно. Но информация точная. Сольют «А» и «Б» в один класс. И, ребята, большущая просьба – не говорите пока никому, хорошо? Давайте лучше подумаем, чем нам это грозит и что в связи с этим надо делать.

Паша встревоженно заелозил на стуле, бросая полные отчаяния взгляды на меня со Светой.

– Я в «двести восемьдесят шестую» не хочу… – затряс он головой.

– А нефиг было балду бить весь год, – мрачно отрезала Зорька. – Любовь у него…

– Тихо, тихо, – вмешался я. – Ничего непоправимого еще не произошло. Решение будет приниматься по итогам последней четверти. Если Паша продемонстрирует резкий, я подчеркиваю – резкий! – прогресс в оставшиеся два месяца по западающим предметам, то пройдет. У тебя же английский – твердая «четыре», правильно? Тут отставание и за четверть было бы тяжело вытянуть. А алгебру с геометрией и химией подтянуть за неделю каникул можно, если плотно взяться.

– У меня ж поход… – застонал Пашка. – Пеший переход по Карельскому перешейку на пять дней… Я не могу не пойти.

Мы обменялись со Светой взглядами, и я задумчиво забарабанил пальцами по столу:

– Свет, как его вытягивать будем? До экзаменов всего ничего осталось.

– Дневник, – коротко скомандовала Света, и Пашу выбросило из стула в прихожую как пружиной, только ветерок по кухне прошелестел.

Я еще раз восхитился ее командными навыками – мне бы такие.

– Вот. – Паштет преданно протянул изрядно помятый дневник.

– Листик найди… И карандаш.

Света принялась считать. Через минуту голосом, в котором слышался лязг танковых траков, подвела итог:

– Это ты, Паш, размечтался о среднем балле выше четырех. Оболтус! Три восемьдесят пять!

Паша полез перепроверять, я же прикинул в уме. Двенадцать предметов, повышение оценки по любому предмету на балл дает чуть менее одной десятой. Значит, надо как минимум два предмета по итогам года на балл повышать, чтобы вытянуть среднюю выше четырех. А лучше по трем.

Отобрал у Паштета дневник и проверил расклад по четвертям. Ну, все так и есть, надо алгебру с геометрией тянуть и химию – у него в первой четверти по ним была «четверка», а затем съехал на «трояки». Надо вытягивать по этим трем предметам с «троек» на «пятерки». Но он должен этого очень сильно захотеть. Впрочем, рецепт прост до примитивности.

– Паш, скажи мне правду, как есть, – ты хочешь в одной школе с Родиной учиться? – Я сразу зашел с козырного туза.

Паштет от неожиданной постановки вопроса потерял дар речи и судорожно втянул воздух. Затем, кое-как справившись с переполнявшими его эмоциями, задумался, глядя куда-то в угол кухни. Света весело подмигнула мне.

– Это… – Паша начал свою речь нетривиальным вступлением. – Да… – Он снова задумался. Потом решительно сказал: – Я готов впрячься сразу после каникул.

– Точно балбес, – огласила приговор Света. – Каникулы восемь дней, а поход – пять. Знаешь, сколько можно за три дня выучить? Не знаешь? Узнаешь. С какого по какое идете?

– С двадцать второго по двадцать пятое. Но у нас двадцать шестого дискотека школьная…

– И что, ты будешь весь день па разучивать, чтобы Иру в самое сердце поразить? Волосы бриолинить, стрелки на брюках наглаживать… – Свету понесло.

– Короче, Склифосовский! – подвел я черту. – Делаем так. Начинаем подготовку к переводным экзаменам с понедельника, с двадцать первого марта. А по окончании каникул будем после школы часа на полтора собираться. Повторяем все с самого начала по алгебре, геометрии и химии. Свет, ты что-нибудь возьмешь на себя?

– Да что угодно, – с готовностью откликнулась она.

Я призадумался, потом продолжил:

– Химию возьмешь? А я алгебру с геометрией.

– Возьму. Готовься, Паш, с таблицей Менделеева во сне встречаться.

Паша слабо застонал, обхватив голову руками. Потом дернулся:

– Кроме сред! У меня по средам занятия во Дворце пионеров в кружке. – Тут он встрепенулся, как будто его кольнули шилом в седалище: – Ой, сегодня же среда! Засиделся, на кружок опаздываю!

Быстрыми глотками он влил в себя остатки какао и рванул в прихожую.

– Света, ты со мной до метро или остаешься?

– Э-э-э… Свет, если не торопишься, мы еще хотели темы по инглишу посмотреть, – напомнил я. – И пока не забыл. На! Книга.

– Да-да, – быстро закивала Зорька, – я остаюсь. Ты, Паш, беги.

Паша торопливо натягивал на себя одежду и путано объяснял:

– В поход надо командира отряда выбрать. Сегодня. И комиссара. И аптечку не забыть, как в прошлый раз.

Закончив недолгие сборы, он выпрямился, светло улыбнулся, провел пятерней по волосам и, заговорщицки наклонившись ко мне, громко прошептал:

– Оставляю больного в надежных руках. Они и коня на скаку остановят, так что будь осторожен! – И выскользнул на площадку, увернувшись от двух прощальных тумаков.

Ухмыляясь, я закрыл за ним дверь и на секунду замер, ощущая спиной внимательный взгляд. Чуть помедлив, повернулся – точно, Света настороженно зыркает на меня. А я что? Я ничего, и мыслей не было…

Затянувшуюся паузу прервала Зорька. Натянуто улыбаясь, она тряхнула волосами и спросила, как-то умудрившись при этом глянуть снизу вверх:

– Как тебе моя новая прическа?

Я окинул ее взглядом. Потом еще раз. Нет, ничего не изменилось. Более дурацкую прическу для нее трудно подобрать.

– Что, все так плохо? – нервно прервала она осмотр.

– Мм… – Я все никак не мог выбрать линию поведения. – Пошли на кухню. Начну с того, что я не помню старую. Впрочем, для мужчин это характерно – мы воспринимаем женский образ целиком, а не дробим его на компоненты. Мы сразу выставляем оценку, а попроси ее разложить по полочкам – испытываем затруднения.

– И какую же оценку ты мне выставляешь? – На скулах Светы опять загулял румянец волнения.